Сказки о цветах - страница 33

Хромой Медведь привел бледнолицых в лес, но он растерялся, не зная, на какое показать дерево. Разъяренные бледнолицые выпустили в девушек свои огненные стрелы, но девушки, даже мертвые, продолжали сжимать стволы деревьев.

Когда прибежали мужчины и юноши и прогнали бледнолицых, было уже поздно. Цвет их племени, их красавицы, погиб.

Шаман, воздев руки к небу, назвал их имена, перечислил их добродетели и сказал:

— Вы самоотверженно защищали сокровище нашего племени и достойны самой высокой награды. Пускай ваши души превратятся в прекрасные благоухающие цветы, пускай они не перестанут расти на этих деревьях и рассказывать поколениям о том, как вы спасли золотоносную птицу.

Такие же прелестные и разные, как девушки племени ну-аруаки, расцвели на стволах деревьев цветы, которые по сей день называются Орхидеями.

Единственной отрадой в жизни батрачки Мадары была ее дочь Рота. Рота и впрямь была редкая девушка — пригожая и работящая, веселая и речистая. С утра пробежит семь верст до господской нивы, выжнет серпом чуть ли не полполя, а вечером с песней возвращается домой да еще матери помогает.

Работа работой, а какой она пышный цветник развела — второго такого во всей волости не сыскать.

Сам садовник имения приходил на цветочное богатство Роты любоваться. Хоть барин из самой Неметчины всякие там семена да саженцы возит, а таких у него нет. Где же она их берет, смеет он спросить, если, конечно, не секрет?

— Мне семена из чужих стран пташки носят, — смеясь, отвечала Рота, и это было сущей правдой.

Прилетят весною раньше времени жаворонки или грачи, надеясь на теплую погоду, Рота соберет их в корзинку, внесет в дом, покормит, приютит, а как пройдут морозы, на волю выпустит.

Когда пташки спрашивали, как отблагодарить им добрую Роту, она, смеясь, отвечала:

— Принесите мне из дальних стран семена цветов.

Птицы помнили ее просьбу и весной приносили Роте из чужих стран семена.

Рота охотно делилась своим богатством с другими девушками и женщинами. Одной даст семя, другой — саженец.

И чем больше она давала другим, тем пышнее цвели цветы у самой.

Только одной женщине, соседке Керсте, не давала Рота ни семечка, сколько та ни упрашивала.

— Зачем ты так ожесточаешь свое сердце против ближнего? — корила мать Роту, а та коротко и резко отвечала:

— Этой змее я ни одного цветка не дам.

Не змеей была Керста, а змеиной хозяйкой. Не каждый знал, что она пригревает у себя семь змей и кормит их поочередно грудью.

Насытившись, первая змея шептала ей на ухо:

— Почему у Роты так хорошо растут цветы, а у тебя не растут?

И Керста загоралась такой завистью, что растоптала бы весь цветник Роты, не будь высокой изгороди вокруг ее сада.

Другая змея нашептывала:

— Если бы у тебя выросли такие цветы, ты могла бы отвезти их на рынок и продать. И сколько бы ты денег выручила!

«Ах, деньги, деньги — как нажить много денег?» — ломала себе голову Керста.

Если к ней во двор заходил голодный странник и просил кусок хлеба, третья змея спешила подсказать ей:

— Ты своего добра ему не давай. Пускай хоть с голоду подыхает, а ты не давай.

Странник уходил просить хлеба в другие дома.

Наоборот, если Керста, навещая родственников, заставала их за обедом, то четвертая змея подзуживала:

— Садись за стол и набивай пузо. Тут наешься, дома больше останется.

И Керста наедалась до отвала — прямо живот лопался.

Пятая змея шипела своей хозяйке на ухо:

— Зачем тебе работать? Пускай мать за тебя спину гнет, а ты лучше понежься в мягкой постели.

Керста валялась в постели, пока шестая змея не начинала сновать язычком по ее губам и подначивать:

— Там соседи уж больно согласно живут. Попробуй-ка перессорить их.

И Керста вставала и шла к легковерной и болтливой Бабенке, у которой язык висел на одной ниточке.

— Слушай, Бабенка, я видела, как муж нашей соседки ночью к Роте в окно лазил.

Стоило Бабенке только услышать это, как язык ее сразу начинал метаться из стороны в сторону. Она рысцой кидалась в соседний дом.

Самой страшной была седьмая змея. Та шипела Керсте в ухо:

— Постарайся испортить людям жизнь. Сделай так, чтобы они ни днем ни ночью покоя не знали.