Сказки острова Бали - страница 13

— Ты, наверное, устала, мать, бегать взад и вперед. Но вот я готова к смерти. Пойдем теперь домой.

Мать ответила, рыдая:

— Хорошо, доченька, но сперва простись со своей бабушкой.

Девочка подошла к бабушке и сказала:

— Я должна покинуть тебя, бабушка. Я, наверное, больше не вернусь есть твой рис, потому что отец хочет убить меня. Пусть боги дадут тебе долгую жизнь, бабушка.

Я ухожу.

— Дитя мое, иди, — сказала бабушка, плача. — Я беспомощная старуха и ничем не могу помочь тебе. Твою ткань я сохраню на память.

Девочка с матерью пошла вниз, по склону горы. Увидев ее, Пудак вскочил и спросил:

— Это и есть Огуречик?

— Да, мой муж, это твой ребенок.

— Иди за мной, девочка, — сказал отец и с топором в руках пошел впереди.

Девочка в погребальном платье шла за ним, а позади всех брела мать, едва передвигая ноги. Дорога шла вверх, лесом.

— Еще далеко, отец? — спросила девочка.

— Еще немножко, — ответил Пудак.

Через некоторое время девочка опять спросила:

— Куда же мы идем, отец?

— Уже недалеко, — отвечал он.

Они подошли к ограде, за которой стояла высокая темная пагода[29]. Перед воротами возвышалось гигантское святое дерево варингин[30]. Отец остановился и сказал:

— Теперь мы пришли. Здесь я убью тебя и скормлю своим петухам, потому что ты девочка.

— Что ж, отец, убей меня. Ты дал мне жизнь, а кто посадил дерево, может его вырвать. Убивай, отец.

Но тут как раз пролетала небесная дева[31]. Она увидела с неба, что отец собирается убить Огуречика, и пожалела ее.

— Ах, бедное дитя, без вины хотят тебя убить! Я спасу тебя, — сказала небесная дева.

В мгновение ока она невидимо спустилась на землю. И когда отец поднял топор, дева схватила Огуречика и улетела с ней на небо. А на место девочки она бросила обрубок бананового ствола, который околдованный Пудак принял за девочку.

Наконец у него было колдовское зелье для его петухов! Он изрубил дерево в мелкие щепки и бросил своим петухам. Петухи с жадностью набросились на еду. Но тотчас начались у них судороги, и оба издохли.

И вот, как только петухи подохли, безумие оставило Пудака. Он вернулся домой, плача об убитом ребенке. Такое охватило его горе, что не мог Пудак ни есть, ни пить, ни говорить. Наконец не смог он и жить в доме. Пошел Пудак по лесной дороге, по которой шел тогда с дочкой. Подошел к святому дереву варингин, сел под ним, сложил ладони в знак мольбы, ни крошки в рот не брал и все думал о невинно убитой дочке.

Огуречик увидела с неба, как он горюет и как исхудал. Она заплакала от сострадания, и небесная дева ее спросила:

— Отчего ты так горько плачешь?

— Я плачу от жалости к моему отцу; он уже месяцы постится и горюет обо мне под святым деревом.

Тогда небесная дева спустила девочку вниз, посадила под святое дерево и улетела. Огуречик подошла к отцу и сказала:

— Не горюй, отец. Я не умерла. Пойдем домой. Отец, увидев своего ребенка, разрыдался. Девочка приласкала его и сказала:

— Пойдем, отец, домой, очень мне хочется к бедной матери.

Как была счастлива мать, увидев воскресшую дочку! Сбежалась вся деревня поглядеть на девочку, которая вернулась после смерти и рассказывала о чудесном дворце небесных дев.

По всей земле заговорили об этом чуде. Когда раджа узнал, что у одного из его подданных дочь побывала на небе, он велел Пудаку с девочкой немедленно прибыть к себе и очень долго расспрашивал, что и как устроено на небе, во дворце небесных дев. На небе девочка стала красивее, чем была, и, пока Огуречик рассказывала, раджа в нее влюбился. И вот он взял ее в жены, а Пудака сделал сельским старостой[32].

В одной деревне жил дурачок. Лицо у него было глупое-преглупое, и вел он себя так, словно понятия не имел, где запад и где восток. Но чего только он не затевал, чего не проделывал! И все дурачку сходило с рук. Люди смеялись над ним, да и только.

Звали его Ангклунг Гаданг, и сперва он служил при дворе конюхом. Однажды раджа собрался проехаться и велел ему:

— Ангклунг Гаданг, оседлай моего коня, я хочу поехать в горы.

Конюх почтительно сложил ладони и ответил:

— Как прикажете, государь!

Тотчас пошел он и надел на коня седло и уздечку, подхвостник, стремена — все изукрашенное серебром. Когда дело было сделано, он доложил: