Сказки русского ресторана - страница 3

, отметим лишь то, что один из них будет высоким и худым, другой – полноватым и низкорослым. С первого взгляда могло показаться, что оба едва на ногах держались, но взгляд повнимательней выявлял, что худой и высокий господин почти тащил на себе низкорослого, как если б вытаскивал с поля битвы тяжело раненого бойца.

Американские рестораны в подобном нетрезвом виде покидают не так уж часто, а если кому кажется, что часто, то он, очевидно, насмотрелся кинофильмов, в которых всё должно быть преувеличено, иначе, кто будет их смотреть. В России же, вспомним, наоборот: в России в такой поздний час субботы мало кто выходит из ресторана походкой непьющего человека. Опыт жизни в оставленной родине заставит нас резко остановиться, чтобы поднять глаза на вывеску над высокими тяжёлыми дверями. “Russian Fairy Tale”, прочитаем мы готические буквы, похожие на русскую кириллицу. Ага, ресторан “Русская Сказка”.

Кто эти подвыпившие господа, как они именно развлекались, кто окружал их в ресторане, что вообще там случилось в тот вечер? Прокрутим стрелки часов назад, на какие-нибудь несколько часов, до момента, когда двери “Русской Сказки” распахнул Павел Заплетин, – тот самый высокий худой господин, который поздним субботним вечером подставит плечо не в меру подвыпившему низкорослому господину.

Итак, из всего умопомрачительного количества ресторанов, наплодившихся в поднебесье, мы выбрали русский ресторан на территории Лос-Анджелеса, который с испанского – Город Ангелов. По площади город – первый в Америке, и так разбросался вдоль океана, по всяким долинам и холмам, что похож на жидкую кашу, тонко размазанную по тарелке, а тот же Нью-Йорк (его присутствие в нашей истории необязательно; этот гигантский метрополис, который сбежавший оттуда Иосиф, человек, иногда похожий на птицу, сравнивал с чёрной свирепой гориллой, объявился здесь только для сравнения), – так вот, а Нью-Йорк – каша густая, в которой заторчит не только ложка, но и стоэтажный небоскрёб.

В русском рассеянье наплодилось так много ресторанов с русской пищей, что иные по внешнему виду на русские даже и не похожи. Посему, открывая свой ресторан, владелец его Гарик Амерян сделал всё, чтоб его заведение смотрелось, как типичный русский ресторан, то есть учёл пышные люстры, ковры на стенах и на полу, с преобладанием красного цвета, площадку для танцев, сцену для оркестра, картины на стенах, да побольше, да чтоб на сюжеты из русских сказок.

Вот именно в такое заведение и явился Заплетин субботним вечером. Девица, сидевшая за конторкой, взглянула на отвлёкший её скрип аккуратно притворившейся двери, попутно взгляд её засорился худым и высоким господином с чёрными усами и бородой, и она поспешно вернула глаза к тому, что до этого читала. Заплетин из этого заключил, что она из России совсем недавно, не научилась встречать клиентов с улыбкой и ласковым вопросом.

Заплетин прошёлся по фойе в форме сумрачного пенала; фойе ему напомнило закоулок с детства знакомой галереи – на стенах висели большие картины на сюжеты из русских сказок. Оказавшись поблизости от конторки, он узнал, что девицу зовут Риммой; её имя было на ярлычке, так удачно пришпиленном на груди, что взгляд с ярлычка тут же соскальзывал в низкий разрез облегающей кофточки. Пару раз Заплетин взглянул на сумрачно-невнятное отражение в зеркалах между картинами, и остался собой недоволен: зеркала отчего-то его показывали чрезмерно высоким и худым.

Он опустился на кожу кресла и стал скрашивать ожидание мужским наблюдением за девицей. Наблюдение сначала было неудачным, поскольку Римма его не дарила мелкими и будто бы случайными переливами женского тела, от которых мужчинам становится душно. Но вскоре в её позе произошла симпатичная перемена. Она перестала листать журнал, один из тех глянцевых журналов, ориентированных на женщин, низко склонилась над столом, стала читать что-то занятное, и, как это случается у женщин с низким разрезом на груди, стала смущать и радовать взгляд щедрой порцией белого бюста.

Такое развеет любую скуку, но если б Заплетин и кто угодно знал, к чему она пригибалась, он бы взгрустнул по тем отношениям между женщинами и мужчинами, которые можно назвать чистыми, то есть в которых главное – чувства: Римма читала статью о том, как расположить к себе богатого мужчину. В ожидании щедрого богача ей приходилось на хлеб зарабатывать отвратительно самостоятельно, отчего её личико чаще всего было понурым и неприветливым. Сидевший поблизости господин, – она, разумеется, проверила незаметной работой глаз, – не тянул на богатого добряка. А тот, оказавшись под влиянием сказочных сюжетов на картинах, пытался сравнить эту девицу с кем-то отрицательным из фольклора, – что ли с одной из сестёр Золушки?