Сказки Тихого Дона - страница 18
— Птицы тоже плачут, казак, — говорит чайка. — Но вместо слез — крик у них из груди вырывается. Да редко плачут птицы, поют они больше. Каждая птица петь умеет. Только перестали люди понимать наши песни. А когда-то и сами пели.
Помолчала немного чайка, посмотрела, как тихие волны о берег плещутся, и добавила тихо:
— Умели когда-то и люди петь. А теперь тяжко им — стонут, весело — смеются.
— А как же это люди песню забыли, быстрокрылая? — спрашивает казак.
Взглянула чайка на Макара и говорит:
— Песня Легкокрылая давно на свет родилась. Летала она над Тихим Доном, над лесами зелеными, над полями широкими, летала-летала, слезы людские высушила и села на Дум-гору отдохнуть. А в Дум-горе Лихо-Мрак жил и с ним сестры его: Горе Человеческое и Беда Людская. Прослышали они, пронюхали, что у людей слез не стало, Вот Лихо-Мрак и спрашивает:
— А что это слезами пахнуть перестало, сестрицы мои славные?
— Ой, горе нам, братец! — отвечает ему Горе Человеческое. — Появилась откуда-то Песня Легкокрылая, все слезы людские высушила, силу людям на крыльях принесла, меня, Горе Человеческое, люди и вспоминать редко стали.
— Беда, беда, братец, — говорит Беда Людская. — Как появилась в краях наших Песня эта самая, мне, Беде Людской, и делать на земле почти нечего: где ни появлюсь — везде Песня. А где Песня эта треклятая — там и смех, и веселье. А меня от этого веселья корежит, как от судорог. Беда, братец мой, беда.
Говорят они это так, говорят, вдруг видят — в Дум-горе светлее стало, будто солнце туда проникло. Лихо-Мрак еще больше помрачнел, грозный стал, как туча грозовая. А Беда Людская и Горе Человеческое закричали в один голос:
— Песня это, братец, Песня! От нее везде светлее становится…
Зарычал тут Лихо-Мрак, руками замахал, брови-тучи нахмурил, из глаз ночь черная выползла. Подкрался он к Песне Легкокрылой, схватил ее и в клетку бросил. Так с тех пор и томится Песня Легкокрылая в неволе, а люди опять слезы лить начали. Птицы летают над Дум-горой, с Песней перекликаются, уму-разуму у нее учатся, а как людей снова песне выучить — только Песня Легкокрылая знает.
Взмахнула чайка крыльями, взвилась в воздух и крикнула:
— Иди, казак, к Дум-горе, бейся с Лихо-Мраком, Песню из неволи освобождай! Песню освободишь — жизнь легче будет…
Потом покружилась над казаком и добавила:
— А может, и счастье свое найдешь!
Проводил казак взглядом быстрокрылую чайку, посмотрел, как маленькие звездочки поблескивают у нее на крылышках, поднял камень над головой и бросил его в воду.
А чайка все выше и выше улетает, вот-вот скроется в поднебесье. Слышит Макар Бесслезный — кричит чайка:
— А путь к Дум-горе Горный Орел тебе покажет, казак…
И пошел казак к Дум-горе с Лихо-Мраком биться, Песню Легкокрылую из неволи вызволять.
День идет, ночь идет, с дороги собьется, смотрит — в вышине Горный Орел парит, могучими крыльями воздух рассекает, орлиной головой путь казаку указывает, будто говорит: «Иди, казак, там вон Лихо-Мрак Песню в неволе держит». И опять идет казак, в одной руке шашку острую несет, другой пику казачью поддерживает.
Шел он так, шел, притомился, сел отдохнуть. Глядь — из-под камня светлый ручеек бежит, веселым журчанием казака к себе манит:. Снял шапку Макар, чуб назад откинул, наклонился к ручейку, напился и прилег на землю. Хотел было вздремнуть немножко, вдруг видит ползет к нему уж болотный, ползет, на Макара глазками маленькими смотрит, сказать что-то хочет. Приподнял голову Макар, глядит на ужа, а тот говорит человеческим голосом:
— Не с-с-спи, казак, не с-с-спи… Прослышала сестра Лихо-Мрака, Горе Человеческое, что идешь ты Песню из неволи освобождать, рассердилась и спешит сюда, извести тебя хочет. Коль уснешь ты, казак, обрызгает тебя Горе Человеческое слезами — ослабнешь ты. Даст тебе сестра Лихо-Мрака слез напиться — сам в слезы превратишься. Не с-с-спи, казак, не с-с-спи.
Погладил Макар ужа по спинке и отвечает:
— Не раз меня Горе Человеческое слезами обдавало, словно волнами, а не ослаб я пока, друг мой любезный. Бесслезный я, не пристают ко мне слезы, А вот пить я их не стану, спасибо тебе, что предупредил. Не обманет теперь казака Горе Человеческое.