Скинхед - страница 8

— Еще насмотришься, поверь, — подталкивает к выходу, — а пока вали домой.

Я шагаю домой, и воображение рисует захватывающие картины посвящения, когда я стану полноправным членом братства.

Как говорится у классиков, ничто не предвещало грозы: правда, дни бегут гораздо быстрее, клуб становится родным пристанищем. Жара стоит жуткая, по телику подтвердили анормальность такой погоды для сентября. Мол, в Москве уже лет пятьдесят такого не наблюдалось. Ну, я думаю, лет пятьдесят тому назад в Москве много чего не наблюдалось. Например, такого количества приезжих — не то, чтобы они особо сильно мешают, но как-то не по себе становится. По дороге вспоминаю, что с утра ничего не ел, заворачиваю в продуктовый магазин, где тут же натыкаюсь на бутылки пива. Вот и замечательно! Если взять к пиву сухарики, то лучшего обеда не придумаешь: и сытно, и экономно. Признаюсь, у «Красного кольца», взглянув на сетку, в которой весело позвякивали бутылки, вспоминаю о запрете на спиртное. Ну, так ведь то спиртное, а в сетке всего-навсего пару бутылок «Старого мельника».

Да не тут-то было: Даня — охранник и секретарь в одном лице придерживался иного мнения о содержимом моей ноши. Он даже привскочил, а поскольку я никак не мог взять в толк, что же такое со мной приключилось, Даня буквально зашипел:

— Кати отсюда подальше! Выкинешь свои бутылки, тогда и возвращайся, — и стал подталкивать меня к выходу.

В общем, Дане было совсем не до шуток. Пришлось поворачивать оглобли назад. Выкидывать такое добро непривычно и чертовски жалко. Я лет с тринадцати пью пивко и первый раз добровольно отказываюсь от этого напитка. Но делать нечего. Через пару минут я со вздохом кладу свои бутылки рядом с ближайшим мусорным бачком. Остается еще понаблюдать за молниеносно возникшим оборванцем, который ошалело пялится на сокровище, неведомо как оказавшееся у него в руках. На обратном пути меня поджидает Федька, который, не произнося ни слова, вцепившись в мой рукав, волочет меня в туалет.

— Я тебя сюда привел не пивком баловаться. — И короткий хук под дых однозначно подтверждает высокую степень Федькиного разочарования.

— У вас, что общество трезвенников? — я начинаю злиться. Хотя догадываюсь, что не прав.

— Не нравится — не ходи. Обойдемся без алкашей. С Учителем сам объяснишься, — Федьку таким злым и встревоженным мне видеть не приходилось.

Вечером, дождавшись пока все разойдутся, подбираюсь к кабинету Учителя. Обидно, но все же принимаю решение: если он начнет орать, как в школе преподы-уроды, то я просто повернусь и уйду. Навсегда. Набрав в грудь побольше воздуха, стучу в дверь, через минуту с виноватым видом возникаю перед Учителем.

— Михаил Васильевич, я вот тут пришел… — у меня перехватило в горле, и я заткнулся.

— Во-первых, не мямли, а говори четко, как и подобает мужику. Во-вторых, я уже все знаю.

Он усмехнулся, давая знать, что инцидент исчерпан:

— Любому другому бы показал на дверь, но ты мне с самого начала приглянулся. Верю я в тебя. Но ты учти: еще раз что-нибудь такое выкинешь — забудь сюда дорогу.

Такой вот мужской разговор…

— Я докажу, что на меня можно положиться во всем — обещаю, — и я взглянул прямо ему в глаза.

Из кабинета Учителя выскакиваю самым счастливым человеком на земле. Найти Федьку в тренажерном зале несложно. От моего пересказа разговора с Учителем, он просто балдеет.

— Не ожидал, что он тебя простит, такого у нас еще не случалось, — Федька не без ревности оглядывает, и тут же успокаивает и себя, и меня: — Но ты непосвященный, какой с тебя спрос.

— Я сегодня с Дашуткой встречаюсь, она придет с подружкой, — Федор резко меняет тему.

— А она симпатичная? — воображение рисует ясноглазую светловолосую красавицу. Одним словом, Иру.

— Кто? Дашка? По мне — очень, а тебе до нее какое дело? — Федька сразу набычивается.

— Да при чем здесь твоя Дашка? — Надо же, как от любви у него крыша поехала. — Я про ее подружку.

Через полчаса мы стоим перед памятником Грибоедова. Федька уважительно кивает на памятник:

— Я ведь раньше ничего о нем не знал. А он, оказывается, не только книги писал — дипломатом был. В Персии погиб — за Россию. Я даже хотел на могилу пойти, поклониться. Только вот похоронили его в Грузии, представляешь? — и он выглядит недоумевающем человеком.