Скитальцы - страница 2
тебе, тебе приятен? Боже правый!
Отец твой — трус: он должен был убить,
убить его, ты слышишь? Что ж, прекрасно —
устроился молодчик: пьет и жрет
да невзначай красотку подщипнет..
У, гадина!..
СИЛЬВИЯ:
Он — человек несчастный…
Незаметно возвращается Колвил.
СТРЕТЧЕР:
Несчастного сегодня встретил я…
Конь шагом шел, в седле дремал я сладко;
вдруг из кустов он выполз, как змея;
прищурился, прицелился украдкой;
тогда, вздохнув, — мне было как-то лень, —
я спешился и так его шарахнул,
так кулаком его по брылам трахнул,
что крикнул он и тихо сел на пень,
кровавые выплевывая зубы…
"Несчастный" — ты сказала? Да, ему бы
давно пора украсить крепкий сук
осиновый! «Несчастный» — скажет тоже!
Он подошел, а я его по роже
как звездану…
КОЛВИЛ:
Э, полно, полно, друг!
Хоть ты у нас боец не безызвестный, —
но мнится мне, что воду правды пресной
ты подцветил вином невинной лжи.
СТРЕТЧЕР:
Ничуть… Ничуть!
КОЛВИЛ:
Твой подвиг беспримерен,
и ты — герой; но, друг мой, расскажи,
как это так, что в мыле смирный мерин,
а сам герой без шапки прискакал?
СИЛЬВИЯ:
Оставь, отец: меня он развлекал
лишь вымыслом приятным и искусным.
Он говорил…
СТРЕТЧЕР:
Я говорил одно:
я говорил, что Сильвии смешно
умильничать с бродягой этим гнусным,
я говорил, что кровью все леса
измызгал он, что я его, как пса…
КОЛВИЛ:
Довольно, друг! Задуй свой гнев трескучий,
не прекословь девическим мечтам;
ведь сто очей у юности, и там,
где видим мы безобразные тучи,
она увидит рыцарей, щиты,
струящиеся перья и кресты
лучистые на сумрачных кольчугах.
Расслышит юность в бухающих вьюгах
напевы дивья. Юность любит тьму
лесную, тьму высоких волн, туманы,
туманы и туманы, — потому,
что там, за ними, радужные страны{2}
угадывает юность… Подожди,
о, подожди, — умолкнут птицы-грезы,
о сказочном сверкающие слезы
иссякнут, верь, как теплые дожди
весенние, и выцветут виденья…
СТРЕТЧЕР:
Давно я жду, и в этом наслажденья
Не чувствую; давно я, как медведь,
вокруг дупла душистого шатаюсь,
не смея тронуть мед… Я допытаюсь,
я доберусь… Я требую ответ,
насмешливая Сильвия: пойдешь ли
ты за меня?..
Стук в наружную дверь.
Слыхали?.. Этот стук…
Он, может быть…
КОЛВИЛ:
О нет; наш вольный друг
стучит совсем иначе.
Стук повторный.
ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ:
Отопрешь ли,
телохранитель Вакха?
КОЛВИЛ:
Это он, —
хоть стук и необычен. Стречер, милый,
куда же ты?
СТРЕТЧЕР:
Я очень утомлен,
пойду я спать…
ГОЛОС:
Открой! Промокли силы…
Ох, жизнь мою слезами гасит ночь.
СТРЕТЧЕР:
Я, право, утомлен…
КОЛВИЛ:
Ступай же, дочь,
впусти его; а нашему герою
тем временем я норку покажу.
Колвил и Стречер уходят.
ГОЛОС:
Да это гроб, а не кабак!..
СИЛЬВИЯ:
(идет к двери)
Открою,
открою…
Входит Проезжий.
Ах!..
ПРОЕЗЖИЙ:
Однако, — не скажу,
красавица, чтоб ты спешить любила,
хоть ты любить, пожалуй, и спешишь…
Да что с тобой? Ты на меня глядишь
растерянно… Ведь я же не грабила…
СИЛЬВИЯ:
Простите, путник строгий…
ПРОЕЗЖИЙ:
Позови
хозяина. Прости и мне; брюзгливо
я пошутил; усталость неучтива.
Мне нравятся печальные твои
ресницы.
СИЛЬВИЯ:
Плащ снимите да садитесь
сюда, к огню.
Сильвия выходит в боковую дверь. Меж тем кучер и трактирный слуга вносят вещи Проезжего и выходят опять. Он же располагается у камина.
ПРОЕЗЖИЙ:
Ладони, насладитесь
живым теплом алеющих углей!
Подошвы, задымитесь, пропуская
блаженный жар! И ты будь веселей,
моя душа! Смотрю в огонь: какая
причудливая красочность! Смотрю —
и город мне мерещится горящий,
и вижу я сквозь траурные чащи
пунцовую, прозрачную зарю,
и голубые ангелы на глыбах
оранжевых трепещут предо мной!
А то в подвижных пламенных изгибах
как будто лик мне чудится родной:
улыбка мимолетная блистает,
струятся пряди призрачных волос, —
но паутина радужная слез
перед глазами нежно расцветает
и ширится, скрывая от меня
волшебный лик — мой вымысел минутный, —
и вновь сижу я в полумгле уютной,
обрызганной рубинами огня…
Входит Колвил.
КОЛВИЛ:
(про себя)
Дочь не шутила… Впрямь он незнаком мне…
но голос…
ПРОЕЗЖИЙ:
Здравствуй, друг бездомных! Помни
пословицу: кто всем приют дает,
себе приют в любой звезде найдет…
КОЛВИЛ:
Мне голос ваш напомнил, ваша милость,
ночь в глушнике…
ПРОЕЗЖИЙ:
…И, верно, вой зверей
голодных. Да, — душа моя затмилась
от голода… Но прежде — лошадей
и моего возницу (мы изрядно