Скобарь - страница 10

В кустах у ручья он разделся и, сняв с себя флотскую тельняшку и бескозырку, напялил их на немецкого офицера, а его вещи зарыл в муравьиную кучу, опасаясь насекомых. Такое переодевание блестяще достигло цели: фашист, до сих пор следовавший за ним с явным страхом и неохотою, теперь стал жаться к нам и прятаться в середину группы, боясь, очевидно, что немцы, приняв его за русского моряка, не станут вглядываться, а застрелят на расстоянии.

Таким образом мы быстро пересекли болотистый луг, что северо-восточнее Глушкова, и, оставляя домик лесничего вправо, а тригонометрическую вышку влево, ускоренным маршем прошли фронт. Следует отметить, что пленный офицер бежал за нами все время рысью, иногда даже несколько опережая нас.

В 22 ч. 07 м. мы встретили нашего дозорного, а в 0 ч. 45 м. прибыли на базу».

Любил Журавлев перед сном горяченького чайку попить. Но как попить! Не по-городскому, не стаканчик-другой, а по-настоящему.

Вскипятит целый котелок чистой воды, заварит из заветной красненькой жестяночки порцию душистой травки — и сидит, хрустит сахаром, пока вода вся. Опустеет котелок — второй согреет. Опорожнится второй — и третий поставить небольшой труд. Лишь бы воды было вволю!

Товарищи по отряду часто, просыпаясь на нарах блиндажа, кто с умилением, кто с досадой видели одну и ту же картину: стоит шаткий столик с мигающим ночничком, из алюминиевой посудины клубится и расплывается под бревенчатым потолком густой пар, а Журавлев Ваня сидит, причмокивает, похрустывает сахарком, прихлебывает горячий чай и, кажется, даже стонет от наслаждения: «Эх, хорошо брюшко попарить! Лишь бы воды хватило!»

Вот из-за воды и случилась эта история.

Дело в том, что нет на свете более придирчивого, более капризного знатока и ценителя всяческих «вод», чем Иван Журавлев.

Бывало, как только отряд остановится на новом месте, Журавлев уже вертится у колодца и пробует воду. И ведь как пробует! Можно подумать, что это не простая вода, а какой-нибудь драгоценный и тончайший напиток, выдержанное столетнее вино. Он и глаза возведет к небу, и нос наморщит, и языком прищелкнет. Но одобряет качество воды он очень редко. «Ницаво, — говорит, — водицка; ну только будто она маленько сыростью попахивае!»

И все вздыхает по какой-то небывалой, «цистой, што слезина», ключевой воде, которую он будто бы пил у себя в своей «Пяцорщине».

В том же месте, где отряд остановился в январе месяце сорок второго года, вода, как на грех, оказалась совсем плохой.

Имелся какой-то полуразвалившийся колодезишко, но разве Журавлева такой дрянью удовлетворишь? Колодец этот для него был поводом нескончаемых огорчений и постоянной воркотни.

Он находил, что сруб в нем осиновый, «цухонский» («а это уж, брат ты мой, последнее дело!»). Он утверждал, что в этот колодец, наверное, в пасмурные дни «оттепельная вода затекае». Он допускал даже, что «оцень может быть, в этом колодце осенью кошка утопла». А что до лягух, то их там, на его взгляд, плавают сотни. Даже краснофлотец Вайда, который, по презрительной оценке Журавлева, «воды от карасина не отлицае», и тот что-то начал принюхиваться. Сам Журавлев и совсем перестал пить воду из этого колодца, даже умывался снегом.

Об огорчении Журавлева узнал капитан-лейтенант и решил помочь ему. На карте-полукилометровке, сравнительно недалеко от того места, где разместился отряд, Савич отыскал малюсенький голубой кружочек с таким же голубым извилистым хвостиком. Справьтесь в условных знаках топографов, и вы узнаете, что такой кружочек означает родник, источник, ключ.

— Вот, брат ты мой Журавлев, где должна быть вода по твоему вкусу! — сказал капитан-лейтенант. — Видишь? Вот тут, где две тропинки сходятся. Вот там уж вода — так вода!

Казалось бы, дело в шляпе. Однако одна мелочь помешала Журавлеву немедленно сбегать на этот пока еще неведомый ему «клюцок» и насладиться вечерним чаепитием. Ключ был всем хорош, да лежал он как раз между нашими и немецкими позициями, на равном примерно расстоянии, на «ничьей» земле, где не было ни единой живой души и где по сосновым перелескам, по взгорьям и болотцам бродили по ночам только минеры да разведчики обеих сторон. Вечером Журавлев явился к старшине Габову с пламенной мольбой отпустить его на «тэй клюцок» за «цистой водицкой».