Скользкая дорога - страница 52
— Могу только свое ощущение сказать…
— Скажите.
— У меня было чувство, что они не муж и жена. Холодно общались. Я бы сказала, что почти не общались.
— Ссоры, ругань? Было такое? — уточнил прокурор.
— Поначалу не было. А вот через месяц где-то как пошло… Ругались часто, на повышенных тонах разговаривали.
— О чем?
— Вы знаете, я не слушала. Я слышала, конечно, но не слушала. Вообще старалась не лезть. Это не мое дело, понимаете?
— То есть совсем не знаете, из-за чего они ссорились?
— Можно и так сказать, — ответила свидетель. — Разве что примерно за месяц до того, как госпожа Джефферсон умерла, они говорили о ребенке каком-то.
— О каком?
— Да неловко как-то…
— Отвечайте, — послышался строгий голос судьи.
— Мне по их разговорам показалось, что госпожа Джефферсон была беременна. И как будто отцом был не господин Кравиц. Но это только то, что я слышала! А уж как там у них было…
— Во время ссоры или при каких-либо других обстоятельствах подсудимый угрожал Стефани Джефферсон убийством? — продолжил допрос прокурор Брасио.
— Ну, — свидетельница тяжело выдохнула, — да, он говорил такое. Но, понимаете, я же не знаю, правда ли он так думал или просто хотел позлить госпожу Джефферсон. Говорил уверенно, да. Часто говорил.
— Что конкретно говорил?
— Ну, я сейчас так уж и не вспомню всего. Но он, прошу прощения, сукой ее называл. Говорил часто, что придушит ее собственными руками, чтобы ее ублюдок, как он говорил, подох в этой мерзкой вонючей сучке. Простите меня! Просто он так говорил часто. Прям так и говорил, вот этими словами! И вы, — она обратилась к Кравицу, — простите меня! Но вы же так говорили!
— Никаких разговоров с подсудимым, — голос судьи прозвучал приказным тоном. — Прокурор, продолжайте.
— Скажите, свидетель, — немного подумав, добавил прокурор Брасио, — у супругов был обычай завтракать вместе? Или раз на раз не приходился?
— Вообще обычно они завтракали вместе. Но мне казалось, это не потому, что у них так было заведено, а просто совпадало, что ли.
— Завтрак вы готовили?
— Да там готовки-то никакой и не было особой. Госпожа Джефферсон всегда ела кашу, яичницу и кофе. Кашу и яичницу она сама себе печатала на фабрикаторе, а кофе просила меня варить. Она только свежесваренный кофе пила.
— Вы знаете, от чего умерла Джефферсон?
— Только из новостей. Говорили, что будто бы господин Кравиц подмешал ей латиоид.
— Вы видели у них дома латиоид? В аптечке или в тайнике, может быть?
— Я не знаю, как мне правильно ответить, — смутилась свидетель, — потому что я, если честно, не представляю, как эта таблетка выглядит. Может, и видела.
— Это не таблетка. Это капсула.
— Ну капсула.
— Капсула такого характерного металлического цвета. Будто из ртути.
— Нет, ничего подобного я, кажется, не видела.
В кабинет Мартинеза зашел его ассистент:
— Профессор, через пять минут начинаем.
— Да-да, иду, — ответил Филипп Мартинез, оторвавшись от трансляции. — Сейчас заседание по делу Тима Кравица идет. Очень печально все это.
— Как вы думаете, это он убил?
— Судя по всему, да. Кем бы ты ни был, а человеческая натура в тебе неискоренима.
— А я считаю, что его просто жена довела. И как можно было жить с такой… Она же шантажировала его!
— Понимаешь, Нейтан, тут и кроется вся суть конфликта. Любого. Ведь та же самая Джефферсон, она не считала себя плохой! Я убежден, что у нее был целый список аргументов и мотивов, которыми она руководствовалась, и была совершенно уверена в своей правоте. Что это «он плохой», а не она. Понимаешь? Подумай сейчас о себе — как часто в ходе ссоры ты думаешь: «Да, конечно же, это я неправ! Буду-ка я и дальше поступать плохо».
— Профессор, — улыбнулся Нейтан, — вам надо психологом работать! Вы всегда так искусно оперируете знаниями человеческой души!
— Это скорее опыт антрополога, историка, а не психолога. Ладно, пойдем. У нас много работы.
В доме Рику и Тарьи Экманов царил покой: дети спали, а супруги сидели внизу и под легкое южноафриканское вино вспоминали день своего знакомства — они застряли в лифте и провели там почти целую ночь, которую до сих пор называют своей первой брачной ночью, хотя ничего, кроме невинной болтовни двух ранее не знакомых друг с другом людей, в ту ночь не произошло. Сейчас Тарья смотрела на любимого мужа и чувствовала, что в ее жизни присутствует настоящее большое женское счастье. Лишь время от времени она незаметно для себя поглаживала свои ноги — эта привычка у нее появилась сразу, как только Тарья начала носить протезы. Очередная пара сидела как влитая — ее должно хватить на несколько недель.