Скопец, сын Неба - страница 7
Иоанн подозревает, что Иуда хранит в своем ящике деньги. Чем еще может дорожить старый калека, которого никто не любит? Уж, конечно, деньгами, на которые можно купить внимание и заботу людей. А вот юному, обаятельному Иоанну не нужны деньги, чтобы завоевать симпатии окружающих. Он любит людей, и любим ими. И хотя в его расшитом кошеле лежит несколько шекелей (его отец Зеведей как истый фарисей не признает римских денег с чеканным кумиром на них), он не дорожит ими. Попросите у него, и если причина у вас достойная, он поделится с вами деньгами. Он не станет их прятать в ящик и скрывать от всех.
С чувством превосходства Иоанн оглядывает Иуду, затем Иисуса и высокопарно произносит:
- Учитель, позволь мне понести твою тяжесть.
Иисус, погруженный в какие-то свои мысли, на мгновение задумывается, и затем легко смеется.
- Понести мою тяжесть? Как благородно сказано! Вот только разве это тяжесть, мой мальчик? Это всего лишь сума.
Иоанн смущается от собственного порыва, но сохраняет задор.
- Все равно. Позволь мне взять ее у тебя.
- Что ж, начни с этого. Но говорю тебе, что будет в жизни тяжесть и побольше.
- Я готов!
Иисус снимает с плеча холщовую суму и передает ему. Водрузив ее на себя, точно хоругвь, Иоанн тут же задает нескромный, но милый, как это у него всегда получается, вопрос:
- А что в ней?
- Посмотри, - охотно разрешает Иисус.
Дважды повторять это не нужно. Юноша мгновенно распахивает ее и, чуть отстав от своих спутников, жадно разглядывает поклажу. Его любопытство вполне удовлетворено: в багаже учителя нет ни гроша, зато там есть алебастровый флакон со снадобьем, мешочки с травами и кореньями, смена белья и два свитка: Когелет - Проповедник, приписываемый мудрому царю Соломону, и какой-то греческий манускрипт. Вот поклажа, достойная бродячего мудреца! Теперь ее несет Иоанн.
Он гордо оглядывается по сторонам. Никто его не видит. Дорога из Каны к Галилейскому озеру пролегает меж холмов. В месяце Эфаним воздух в Галилее уже по-осеннему свеж. Недавно закончился праздник кущ -Суккот, следующий сразу за днем искупления, и на склонах среди опустевших виноградников, гранатовых плантаций и оливковых рощ попадаются уже завядшие шалаши и шесты от палаток, в которых народ справлял праздник после сбора урожая. Ныне все вернулись в свои дома. Настала пора свадеб.
- Правда, учитель, хорошо в нашей Галилее? - впитывая полной грудью в себя окружающую атмосферу, вопрошает Иоанн.
- Хорошо, - соглашается Иисус.
- А Иуда из наших? - громко продолжает он, не обращаясь по заведенному порядку прямо к их хромому спутнику.
Тот лишь хмуро косится на юнца и отворачивается.
- Иуда из Иудеи, - отвечает за него Иисус.
- Понятно, - многозначительно произносит он, будто только галилеяне отличаются добрым нравом, а в Иудее живет лишь сборище мрачных существ.
- Что тебе понятно? - резко одергивает его Иуда.
Иоанн сознает, что нарушил шаткое перемирие, да и сказать ему нечего.
- Так… вообще… понятно.
- Впредь понимай про себя!
Иоанн не может стерпеть, что его одергивают как мальчишку.
- Но ведь я к вам не обращался.
- Но говорил обо мне.
- Достаточно, - останавливает их обоих Иисус.
Наступает молчание. И опять череда холмов безмолвно оплывает спутников с двух сторон. Тянутся все те же рощи, виноградники, фисташковые деревья на скалистых вершинах. Это однообразие утомляет Иоанна, он не выдерживает больше окружающей их со всех сторон тишины, в которой слышен лишь шелест листьев и постукивание пенала при каждом шаге Иуды.
- А куда мы идем, учитель?
- Мы просто идем. Дорога нас ведет, в ней смысл.
- Но дорога ведь нас куда-то приведет?
- Несомненно.
- А там, куда она нас приведет, нас никто не ждет? - Иоанн тщательно подбирает слова и выстраивает вопросы, ибо всякий разговор с учителем воспринимается им как философская беседа, а не как праздная болтовня. Весомое немногословие Иисуса стало вторым искушением Иоанна. Ему бы научиться так значительно и просто хранить молчание. Теперь ему приходится следить за своей речью, умнея на своих собственных глазах. Язык Иоанна выровнялся, стал глубокомысленнее. – Ведь в дорогу отправляются ради встречи, - мудро заключает он.