Скрябин - страница 12

(Уже в детстве он в достижении цели пробовал разные пути, начиная с наивного картона и переходя к «всамделишнему» дереву. Так и главный творческий замысел — «Мистерия» — сначала обернется простым хором — гимном во славу искусства на собственные слова — в конце первой симфонии, потом начнет будоражить его замыслом оперы, к которой композитор сам будет писать либретто, а позже приведет к философской Третьей симфонии, к философско-магической «Поэме экстаза», к мистериально-музыкальному мировоззрению «Прометея» и оборвется на «Предварительном действе», так и не достигнув пятого акта его жизненной трагедии.)

«Он выпиливал деку, ножки; первые его рояли выходили довольно неуклюжие. Как видно, он ими оставался недоволен, ломал и бросал их и сейчас же начинал другой, побольше. Таким образом, не прерывая своей работы, он сделал по крайней мере около десяти штук роялей. Последний оказался прямо совершенством. Он был около поларшина длиной. Струны были натянуты из разной проволоки, начиная от тонкой и кончая толстой, дека поднималась, и даже пюпитр выдвигался; была сделана и педаль».

То невероятное упорство, с каким он шел к своей цели, уже выдавало фанатика. Идея «оживления» тайного голоса из рояля пришла в его сознание как-то «сама собой» и в невероятном, фантастическом виде. Тетя, разумеется, ошибается, полагая, что ее Шуринька сделал «около десяти» роялей. Он всегда делал один рояль, согласуясь с идеалом, и каждый раз, видя, насколько его создание далеко от идеала — уничтожал его, прежде чем взяться за него же снова. Лишь достигнув «совершенства», он убедится в недостижимости идеала — и сразу охладеет и к самой задаче, как ранее охладел к вдруг надоевшему театру или к вышиванию на пяльцах, которым некоторое время был увлечен, стараясь вышивкой рисовать только свои узоры.

Известный мыслитель Сергий Булгаков в основополагающем своем сочинении «Свет невечерний» обнаружит неожиданную близость идей «Мистерии» Скрябина и «Философии общего дела» Николая Федорова. Знаменитый библиотекарь Румянцевского музея, положивший главным злом всего сущего само существование смерти, придет к идее всеобщего воскрешения предков, для чего понадобятся совместные — умственные и физические — усилия всех живущих на земле людей. Булгакова изумит, что «Мистерия» Скрябина с ее «преображением мира» тоже предполагала участие всех людей. Но основа сходства двух мировоззрений — Федорова и Скрябина — все же лежала здесь: маленький Скрябин неосознанно, совершенно фантастично, даже диковинно — через создание рояля — мечтал о том же воскрешении. Живая душа томилась в механике рояля, говорила с ним. Он мог нажать клавишу и слушать тембр ее голоса. Чтобы «вернуть» эту душу, надо было воскресить ее облик. И маленький мальчик начинает с упорством воссоздавать ее воображаемый образ, отождествляя его с образом рояля[8].

Его поздние «теургические» идеи иногда будут называть «мистическим материализмом». Корень этого странного мировоззрения, конечно же, находился здесь, в механике, которая преображалась в идею. — Струны, молоточки, клавиши, педали, корпус, крышка… Неподвижный и вроде бы неуклюжий предмет. Но стоит только коснуться пальцами клавиш, ногой — педали, поддерживая звук, стоит лишь заиграть — и твой немой (простые движения пальцев) разговор с роялем превратится в живую «Мистерию»: рояль будет отвечать тебе, он будет смеяться, плакать, он будет возвращать тебе твои идеи в преображенном — звуковом, — виде.

«Но этот удивительный рояль был его последней работой, — заканчивает свой рассказ Любовь Александровна. — К моему огорчению, он тотчас же кому-то его подарил. Узнав, что мне хотелось его иметь, Саша очень взволновался, что так поспешил его отдать, и обещал мне сделать еще лучше. Но выпиливать ему уже не хотелось, и об этой работе он вскоре совсем забыл».

Сделанный своими руками рояль не способен был никого воскресить. Сама идея воскрешения переместилась с попыток изготовить инструмент в стремление овладеть инструментом. Воскрешала не механика, но музыка. И только она отныне будет делом его жизни. Музыка становилась для Скрябина не только наслаждением, но и орудием преображения мира.