Скверное время - страница 25

— Магия! — заявил телеграфист.

Судья Аркадио подумал: пора, пожалуй, уходить. Но все медлил, а когда решился — схватил под руку секретаря и поволок его за собой; они нырнули в похожий на расплавленное стекло воздух. Выплыли они уже на тротуаре на другой стороне улицы — в тени. Тут секретарь объяснил ему фокус. Он был настолько прост, что судья Аркадио почувствовал себя уязвленным.

Некоторое время они шли молча.

— Вы, конечно, сведения, что я просил, не собрали, — вдруг раздраженно сказал судья.

На мгновение, пытаясь понять смысл сказанного, секретарь замешкался.

— Это очень сложно сделать, — ответил он наконец. — Большую часть анонимок срывают до рассвета.

— А этот фокус мне не понять, — сказал судья Аркадио. — Я бы бессонницей от этих анонимок, если их никто не читает, не страдал.

— Дело в том, — секретарь остановился: они подошли к его дому, — что сна людей лишают не сами анонимки, а страх перед ними.

Несмотря на то что сведения, собранные секретарем, были далеко не полные, судью Аркадио они заинтересовали. Он записал, о чем и о ком говорилось в анонимках, когда они появились, — за семь дней их было расклеено одиннадцать. Все, кто видел анонимки, говорили одно и то же: написаны они были кистью, синими чернилами и печатными буквами; заглавные и строчные буквы чередовались как попало, словно анонимки писал какой-нибудь маленький ребенок. Орфографические ошибки были столь абсурдными, что казались преднамеренными. В этих анонимках не было ничего неизвестного — ничего такого, о чем люди не знали бы уже давным-давно. Он строил в голове мыслимые и немыслимые предположения, когда из своей лавки его окликнул сириец Моисей:

— Нет ли у вас хоть одного песо?

Судья Аркадио не понял зачем, но все же вывернул карманы; там были лишь двадцать пять сентаво и американская монетка — талисман еще с университетских лет. Моисей взял двадцать пять сентаво.

— Берите что хотите и когда хотите заплатите, — сказал он, со звоном запустив монеты в пустой ящик. — Не хочу, чтобы, когда пробьет двенадцать, мне нечем было воздать хвалу Богу.

Вот так и случилось: когда пробило двенадцать, судья Аркадио пришел домой, нагруженный подарками для жены. Он присел на кровать переобуться, а она, замотавшись в обрез набивного шелка, представляла себе, как будет выглядеть в новом платье после родов. Она поцеловала мужа в нос. Он попытался было отстраниться, но она навалилась на него всем телом и крепко прижала поперек кровати. Некоторое время они лежали без движения. Судья Аркадио провел рукой по ее спине, ощутил жар внушительного уже живота, а потом — дрожь ее бедер.

Она подняла голову и, с трудом переводя дыхание, пробормотала:

— Подожди, я только закрою дверь.

Алькальд ждал, пока не поставят последний дом. За двадцать часов на голом прежде месте была построена новая широкая улица, — упиралась она в стену кладбища. После того как алькальд помог переселенцам расставить мебель, он, тяжело дыша, вошел на кухню в один из домов. На сложенном из камней очаге кипел суп. Алькальд приподнял крышку глиняного горшка, потянул носом. С другой стороны очага на него большими спокойными глазами молча глядела сухощавая женщина.

— Обедаете? — спросил алькальд.

Женщина не ответила. Не дожидаясь приглашения, алькальд налил себе тарелку супа. Тогда женщина пошла в комнату и вскоре принесла стул и поставила его перед столом, чтобы алькальд мог сесть. Тот ел и с удивлением оглядывал двор. Еще вчера здесь был голый пустырь. А сегодня уже сушилось белье и в грязи возились две свиньи.

— Можете даже что-нибудь посеять, — сказал он.

Не поднимая головы, женщина ответила:

— Свиньи все равно сожрут. — Потом положила в ту же тарелку кусок вареного мяса, две дольки маниоки[12], половинку зеленого банана и поставила на стол перед алькальдом.

И проделала все это она с подчеркнутым безразличием — на какое только была способна. Улыбаясь, алькальд попытался заглянуть ей в глаза.

— Еды хватит на всех, — утвердительно сказал он.

— Да пусть по воле Божьей еда не пойдет вам впрок, — ответила, не глядя на него, женщина.

Он пропустил мимо ушей недоброе пожелание и снова стал есть, не обращая внимания на стекающие по шее струйки пота. Когда доел, женщина, так и не глянув на него, взяла пустую тарелку.