Сквозь огненные штормы - страница 4

В этих походах как-то незаметно рождалась и приходила ко мне моя вторая любовь. Однажды в одном из походов заметил: песок какой-то необычный.

- Хлопцы, глядите, какой песок!

- Песок как песок, - недоуменно пожали плечами мои приятели. - Разве что пожелтее.

- То-то и оно! А может, золото?

- Хе, золото. Его давно бы выскребли, еще до революции.

Мы пошли дальше, но мысль о необычном песке не давала мне покоя. Я побывал на этом месте несколько раз, потому что заметил в песке более крупные золотистые пластинки. Их-то я и добыл. Собрал, завернул в бумажку. Долго носил с собой, не решаясь кому-либо показать. А потом отважился и подошел к учителю.

- Скажите, пожалуйста, что это? - обратился к нему, разворачивая бумажку. - Не золото?

- А ну-ка, ну-ка, - взял в свои руки мои личные сокровища учитель. - Точно - золото!

- Да ну! - ахнул я.

- Да, это золото. Но - кошачье. [253]

- Как кошачье? - еще больше удивился я.

- Так его назвали геологи. А на самом деле это кусочки слюды в песчанике, - подвел итог моим многодневным сомнениям учитель. А потом предложил: - Слушай, Рогачевский, если ты к геологии имеешь такой интерес, сделай-ка доклад на тему: «Происхождение нефти на земле». И тебе польза будет и школе. Договорились?

- Смогу ли?

- Постарайся.

Я с радостью и, конечно же, с большим волнением взялся за подготовку доклада, даже не подозревая, как много будет значить в моей жизни геология, что она и станет моей второй любовью. Верность, которой я пронесу сквозь тысячи штормовых военных и невоенных морских милей, а на старости лет все мои дни и даже ночи будут заполнены ею, геологией…

А в школе все шло, как говорится, по расписанию. Занятия. Общественная работа. И дружба.

И вот что интересно. Уже не годы, а десятилетия прошли от тех школьных лет, а вот дружба первая, юношеская живет и сегодня. С одноклассниками (кто остался в живых - ведь прошли войну!) я до сих пор поддерживаю связь. Встречаемся при первой же возможности, как родные. Те из нас, которые работали учителями, сейчас уже на пенсии. А мы, надо же, как встретимся - своих учителей вспоминаем.

Я чаще всего двух. Анастасию Владимировну и Пелагею Ивановну. Анастасия Владимировна, я тогда считал, прямо-таки замучила нас Пушкиным, поэзию которого она боготворила. Честно скажу, что ее отношение к поэту мы не разделяли. И в первую очередь потому, что, как нам казалось, он был далек от нашей эпохи, от наших пролетарских задач. Но учитель вправе требовать, чтобы его предмет изучали. Вот Анастасия Владимировна и требовала, чтобы мы знали наизусть двадцать стихотворений Пушкина. Среди них - «Деревню». А стихи-то по размеру - длинные. Я и схитрил. Думаю, выучу половину, если вызовет, не будет же до конца такое длиннющее стихотворение слушать. Так и сделал. И точно - вызвала. Начал я бойко. Анастасия Владимировна даже глаза закрыла - слушает, блаженствует. «Неужели не остановит», - мелькнула тревожная мысль. Остановился сам - на том месте, до которого [254] выучил. Стою, молчу. Анастасия Владимировна, не открывая глаз, полушепотом мне:

- Читайте, читайте, Георгий, очень хорошо!… Молчу.

- В чем дело, Рогачевский? - открыла глаза Анастасия Владимировна.

- Дальше не знаю.

- Как?!

- Не учил.

- Не учил?! Двойка вам, Рогачевский! А я возьми да и скажи в ответ:

- Носитесь со своим Пушкиным, как с писаной торбой!

Анастасия Владимировна никак не ожидала такого. Расплакалась и вышла из класса.

После уроков - собрание. Кончилось все тем, что мне пришлось извиниться перед Анастасией Владимировной. А, значит, и перед Пушкиным.

Я думал, учительница затаит на меня обиду. Но, нет. Более того, по ее отношению ко мне я понял, что она даже довольна. Да и учить литературу я стал прилежнее.

Много лет спустя после войны в Глуховском педагогическом институте был вечер встречи. Выступала здесь и Анастасия Владимировна - совсем уже глубокая старушка - и представила меня так: «Мой лучший ученик». Эти слова для меня были приятнее командирской похвалы.

А вторая учительница, Пелагея Ивановна, преподавала математику. Мой любимый предмет, но, как я считал тогда, не давала мне учительница жизни. Станет у парты и весь урок смотрит, что и как я делаю.