Сквозь огненные штормы - страница 6

- То же самое - сказано же: кабель то!

- Да, есть такой трос специальной выделки, но, главное, - это морская мера длины, а равна она одной десятой мили! - давил на меня своими познаниями мой первый морской начальник.

По самолюбию это, конечно, било здорово. Но я терпел. Редин в самом деле мой начальник. Ему, как старшему по возрасту, в военкомате вручили и мои документы и определили в командиры.

- А миля знаешь какой длины? - сдирал с меня шкуру Редин.

- Десять кабельтовых! - схитрил я.

- А километров? Молчишь? Хе-хе!… Один целых и 852 тысячных километра. Нельсон… Тут уж я не стерпел:

- Я тебе как врублю сейчас в твой нельсон - долго помнить будешь!

- Да ты что?! Это же адмирал такой был знаменитый! - пошел на попятную Редин. - В двенадцать лет был уже мичманом. В девятнадцать - лейтенантом. В двадцать - капитаном фрегата. А в тридцать восемь лет - адмиралом.

- И на самом деле, чего ты к парню пристаешь? - вступился вдруг за меня пожилой мужчина крепкого телосложения. - Узнать про все это - дело не такое уж хитрое. А что касается Нельсона, так наш Ушаков или Нахимов ему бы носа утерли - будь здоров.

Мы, и я и мой морской начальник Редин, глянули на попутчика с особым уважением. А он расспросил нас, куда курс держим, одобрил решение, да и сам представился - бывший матрос он. И чего только не понарасказывал нам бывалый моряк. Сколько морей избороздил, в каких переделках бывал!

- А что же вы сейчас? - поинтересовался Редин. - Где плаваете? - И были в этом вопросе и восхищение, недоумение - возраст ведь… [258]

- Нет, уже не плаваю, - ответил моряк и, ухмыльнувшись, добавил: - Попом работаю!

- Как попом?! - воскликнули мы в один голос.

- Крещу корабли, - продолжал улыбаться седоусый моряк. - Строим мы их на верфи и на воду спускаем…

На рассвете наш поезд подошел к славному городу Севастополю. Серо-фиолетовое небо безоблачно. Мы выходим из вагона и направляемся в город. У редких прохожих спрашиваем дорогу. И вот мы у ворот училища. Выходит молодой флотский командир. «Лейтенант, - шепнул Редин. - Дежурный по училищу». Лейтенант, расспрашивая нас о том, о сем, ведет в казарму. Там такая же, как и мы, разношерстная братва. В один из взводов определяют и меня.

- Поесть бы, - обращаюсь к своему новому товарищу по взводу, - запасам - амба, - ввернул и я морское словечко.

- Сейчас будет построение, - отвечает тот.

- Ты что, не понимаешь? Я тебе о еде, а ты мне о построении!…

И тут команда. Все побежали. Я, как вновь прибывший, пристроился в хвосте. Кстати, замечу, что в строевом расчете нашей роты я был двадцать вторым, хотя рост имел немалый - 182 сантиметра. Рослые парни шли в моряки!

И вот первый раз строем идем в столовую. Пища - отличная! И… пошло-поехало! Распорядок - военный. Подъем, утренний туалет, завтрак и т. д., и т. п. Дисциплина строжайшая. Выход с территории училища запрещен. Я с тоской начал поглядывать на ворота, т. е. КПП. «Что же это за порядки?!» - возмущался я про себя, привыкший к вольготной жизни. И вдруг меня осенило: «Не буду я поступать в училище!» А между тем уже прошел медкомиссию - здоров. Вот и первый экзамен. Русский язык, да еще и диктант. «То, что мне нужно!» - обрадовался. Для меня он и будет последним.

На следующий день после диктанта собрали нас. Сижу в классе, а мыслями уже в поезде. Преподаватель, помню - Токаржевская ее фамилия, объявляет оценки. Многие получившие двойки приуныли. Жду себе приговор. Вдруг слышу и ушам своим не верю: «Вы, Рогачевский, что же, специально так делаете? - спрашивает Токаржевская. - Где можно было допустить ошибку, [259] у вас ее нет, а где никто не сделал - вы умудрились… Тройку вам ставлю, Рогачевский!» Остальные экзамены заняли еще два дня. И тоже - без осечки. Решающее слово за мандатной комиссией. «Нет, - думаю, - за мной будет решающее слово!» И вот категорически заявляю вконец удивленной мандатной комиссии: «В училище поступать не хочу!» Вечером меня вызвали к начальнику училища Озолину. Спустя некоторое время я все понял и оценил: ведь такой большой флотский руководитель, а, поди же, возится с закапризничавшим ни с того ни с сего парнем из далекого городка на Сумщине. Видимо, думал и о моей судьбе, и о судьбе флота.