Сквозь огонь - страница 12

Костя осмотрелся и хотел было узнать, где же бойцы, но в это время раздалась команда:

— Воздух!..

Зенитчики выскочили из укрытий и разбежались по своим местам. К орудию Нади подбежал усатый наводчик. Он примостился на круглой беседке и припал к прицелу. Ствол пушки медленно поднялся и насторожился. Надя отошла в сторону и стала кричать какие-то цифры. Загремели выстрелы. Костя едва успевал смотреть за работой зенитчиков и не заметил, как «юнкерсы» повернули в другую сторону. Надя замолчала, и пушка перестала стрелять.

— Кричите еще, — взмолился Костя. Ему казалось, что каждый выкрик — это выстрел.

— Тот квадрат не наш, — ответила Надя.

«Непонятно, как это воздух можно разделить на квадраты. Ведь никаких линий в небе не проведешь».

Зенитчики отстрелялись и ушли в укрытие.

Странное дело: в городе, как только появляются самолеты, люди прячутся в подвалы, в убежища, а тут наоборот.

Теперь можно поговорить с Надей, но она о чем-то разговаривает с наводчиком и даже не смотрит сюда.

«Ладно, схожу за ветками, посмотрю, куда идет эта дорога, что пересекает зеленый пояс, а тогда поговорю…»

Над самой батареей пролетело несколько самолетов, да так низко, что зенитчики не успели открыть огонь.

Костя не знал, что эти самолеты сопровождали колонну танков. Не знали об этом и зенитчики. Им было известно только, что где-то в степи идут ожесточенные бои, что вот уже вторые сутки какая-то гвардейская часть держит там большие силы врага, который пытается прорваться к Сталинграду. Но о том, что полк, прикрывающий отход главных сил армии, остался в окружении, еще никто не знал. Об этом могли лишь предполагать в штабе армии.

Костя взошел на бугорок, где перед этим стояла Надя, и заметил, что по дороге клубится пыль.

— Смотрите, там что-то есть.

— Вижу, — ответила Надя.

Вскоре по батарее пронеслась команда:

— Внимание!..

Не отрываясь от бинокля, Надя посоветовала Косте спрятаться в укрытие. И напрасно. Лучше бы не говорить этого! У Кости загорелись глаза. Вместо того чтобы пойти в укрытие, он готов был забраться на ствол орудия и подняться вместе с ним, чтобы дальше видеть.

— Это свои, товарищ сержант: «матильды» и «валентаи». Копны соломы, а не танки, — пояснил усатый наводчик, наблюдая за полем, где клубилась пыль. — Наши танкисты их не любят, в них спать мягко, а в бою горят, как сухая солома. Это союзники прислали такое добро…

— Да, «матильды», — согласилась Надя, опустив бинокль на грудь.

Костя подошел к ней и попросил бинокль. Его не смутили непонятные слова — «матильды» и «валентаи». Ему интересно было посмотреть на танки.

— Лучше театрального! Как здорово притягивает, — сказал он, поймав в окуляры бинокля передний танк. Из открытой башни виднелся красный флаг. На башне красная звезда и надпись, которую Костя не мог разобрать.

«Вот у них я и спрошу про папку. Они должны знать».

— Внимание!.. — снова прозвучала команда.

Усатый наводчик что-то сердито пробурчал. Ему, видно, показалось, что напрасно тревожат и без того усталых зенитчиков.

И вдруг все заметили, что по полю бежит человек. Еще издали стало ясно: бегущий стремится к зенитчикам. Вот, поднимаясь он наткнулся на первое орудие и, как бы обрадовавшись этому, энергично начал размахивать руками, показывая на танки.

Это был Фомин. Ночью, пробираясь через совхозный поселок, он заметил скопление танков. Это были американские и английские «матильды» и «валентаи». Фомин знал эти танки. Несколько таких машин, полученных из Америки, он видел в боях под Харьковом… Но почему они оказались у немцев, Александр Иванович не сразу разгадал. А увидев, что фашисты торопливо рисуют на башнях красные звезды, понял, что враг задумал коварный план. И Фомин тут же решил приложить все усилия, чтобы сорвать этот план.

— Где командир? — громко спросил он у зенитчиков, видя, что те не верят ему.

«Где же я встречал этого человека? — гадал Костя. — Это не тот ли учитель, у которого мы с папой ночевали, когда ездили рыбачить на Ахтубу?»

Надя направила Фомина к блиндажу командира батареи. Фомин бросился туда и, не переводя дыхания, встретил командира криком. До Костиного слуха долетели только отдельные слова: