Сладкий яд - страница 14
— Осторожней, красавица.
Она облизывает губы, и отдача от этого зрелища уходит прямиком ко мне в пах.
— А что, если я не хочу быть осторожной? — Она опускает глаза на мою голую грудь. Поднимает руку, мягко ведет подушечками пальцев по моим тату. Изучает их. Под ее легкими прикосновениями меня тянет закрыть глаза и насладиться окутывающими меня ощущениями, но я все продолжаю смотреть, как ее пальцы обводят узоры, которыми разрисована моя плоть. — Маленький принц? — спрашивает она, наконец поднимая взгляд.
Я киваю. Отступаю на шаг назад. Ее вопрос вызывает новые воспоминания о Блэр, о том идиллическом дне, который мы провели вместе, и внезапно я начинаю тонуть — в них, в ней и в прошлом.
Проклятье. Ну почему я не могу выбросить ее нахер из памяти?
— Я сказала что-то не то? — спрашивает она, мило смешавшись.
— Нет, ничего такого… — Я хочу сказать ее имя, и в этот самый момент понимаю, что не знаю его. Отвернувшись лицом к гостиной, я откидываюсь на стойку с ней рядом. Наши плечи соприкасаются. — Можно кое о чем спросить тебя?
— Конечно.
— Как тебя зовут?
Она смеется. Я тоже хочу улыбнуться, но не могу.
— Не поздновато ли для таких вопросов?
— Лучше поздно, чем никогда.
Качнув головой, она протягивает мне руку.
— Меня зовут Рэйчел. Приятно познакомиться…?
Я беру ее руку, но не шевелюсь.
— Ронан.
— Приятно познакомиться, Ронан. У тебя симпатичная квартира. — Она отворачивается, прерывая нашу игру в гляделки. Переводит взгляд на копию знаменитого черно-белого снимка, где отряд американских солдат бежит по воде в сторону берега. — И хороший вкус.
— Ты знаешь Роберта Капу?[2]— Я приятно удивлен.
— Конечно. Я большая его поклонница. — Она подходит поближе к рамке. — Не думала, что ты можешь оказаться любителем фотографии.
Хмыкнув, я складываю руки на груди, засовываю ладони подмышки.
— Серьезно?
— Да. То есть, я понимаю, что встретила тебя на художественной выставке…
— Почти. Насколько мне помнится, мы так и не зашли внутрь, — поддразниваю ее я.
Она краснеет.
— Не суть. В общем, если человек пришел на выставку, это еще не значит, что…
Ее внимание привлекает что-то, лежащее на полу. С участившимся пульсом я смотрю, как она наклоняется и поднимает еще одно фото в рамке. Пока я мысленно проклинаю Джеки и желаю ей провалиться в ад, моя светловолосая гостья восхищенно рассматривает снимок. Я знаю, что там — смеющийся, растрепанный Олли, который гоняется за щенком по парку. Этой фотографией я горжусь, потому что у меня получилось запечатлеть в одном кадре и его невинность, и живость его характера.
— Какая красота. Чье это? Я не узнаю автора.
Испытывая дискомфорт, я тру шею и вновь проклинаю Джеки. Вспоминаю тот день, когда, вернувшись с работы, застал ее у себя дома с пачкой моих уже оформленных в рамки работ. Стены моей квартиры, до того покрытые фотографиями людей, которыми я восхищался, были голыми.
— …Что здесь происходит? — спросил я.
Она обернулась с молотком и гвоздями в руках.
— О, привет! Ну, меня бесит то, что ты прячешь от людей свой талант, так что я в буквальном смысле решила взять дело в свои руки.
— И без разрешения развесить на стенах мои фотографии?
— Твои потрясающие фотографии, и только попробуй остановить меня. Может, ты и выше меня сантиметров на двадцать и больше не тощий десятилетний мальчишка, но я до сих пор в состоянии надрать тебе задницу, даже не сомневайся, — ответила Джеки, сверкнув глазами.
— Ну почему старшие сестры такие вредины?
Я раздосадовано застонал, а она отправила мне воздушный поцелуй и вернулась к работе. Не желая обижать ее, я снял фотографии только после того, как она ушла…
— …Это твои работы? — слышу я голос Рэйчел.
Мое внимание возвращается к ней.
— Да, но необязательно так удивляться.
Она улыбается, и я вижу, как улыбка превращает ее холодную красоту в теплую, сладкую. Она откладывает фотографию Олли, берет вторую, потом еще, пока не просматривает штук пять.
— Ты очень талантлив.
Пожав плечами, я забираю у нее фотографии и, бросив их на пол, притягиваю ее к себе в объятья.
— Тебе кто-нибудь говорил, какая ты красивая, когда улыбаешься?