Слава героям - страница 8

Но в этом успехе дивизии было и одно уязвимое место: оба фланга оказались открытыми. Оказывается, соседи справа и слева не смогли прорвать оборону и застряли. Это встревожило командира дивизии генерала Щеглова.

— Феоктист Андреевич, сколько вы втянули в эту брешь орудий? — спросил генерал у полковника.

— Двенадцать батарей.

Генерал был доволен действиями артиллеристов. Он поблагодарил Буданова и дал распоряжение:

— Во-первых, прикажи срочно замаскировать орудия, иначе их утром вражеская авиация накроет. Во-вторых, обеспечь плотным огнем фланги. Беспокоюсь я за них.

— Слушаюсь! — ответил полковник Буданов.

Стояла ночь, мела пурга. Добравшись до штабной землянки, Буданов кому по телефону, кому по радио, а кому и через связных отдал приказ срочно окопаться, оборудовать круговую оборону, взять под контроль фланги.

Попив горячего чаю, полковник заторопился.

— Подождали бы до утра. На дворе метет, — посоветовал начальник Штаба.

— Ничего, пусть метет, скорее фрицев выдует, — отшутился Буданов. И уже серьезно: — Пойду сам проверю, как там себя чувствуют артиллеристы. Да и поговорить с ребятами хочется, поблагодарить за хорошие действия, о наградах побеспокоиться.

Надвинув поглубже шапку, подняв воротник полушубка, Буданов вместе со связным ефрейтором Курбаткиным вышел из теплой землянки.

До первой батареи Игнатова, занявшей позицию на склонах небольшой возвышенности, было семьсот метров. Казалось, рукой подать. Но Буданов с Курбаткиным идут, идут по снегу, а батареи нет. Сейчас Буданов, вспоминая все это, шутит:

— Мы не взяли в расчет наш русский «гак». До батареи было семьсот метров с гаком.

Вдруг сразу в нескольких местах раздались взрывы. Стреляли немцы. Били они наугад, по площади. Буданов крикнул:

— Бегом за мной!

Но их настигли новые разрывы. Когда все стихло, Феоктист Андреевич почувствовал острую боль в левом плече. Рука не действовала. Рядом лежал и тихо стонал ефрейтор Курбаткин.

Осмотревшись, придерживая раненую руку, полковник сделал несколько шагов и споткнулся о натянутый телефонный провод. Мелькнула мысль — перерезать провод, и связисты обязательно придут сюда. Достал нож, долго не мог открыть лезвие… Разрезал провод и потерял сознание.

Очнулся — тишина, белая кровать, теплая большая палата. Пахнет лекарствами. Попытался подняться, но подбежала сестра:

— Лежите, товарищ полковник, вам нельзя двигаться.

Буданов вспомнил вьюжную ночь, открытый зубами нож, перерезанный провод. «Значит, пришли все же связисты», — подумал он и спросил у сестры:

— Где ефрейтор?

— Спит после операции.

Это было четвертое по счету ранение полковника Буданова, которое приковало его к постели на многие месяцы. Здесь, в госпитале, пришла к нему радостная весть о снятии блокады с родного Ленинграда. Здесь его поздравляли с присвоением звания Героя Советского Союза. Здесь он отпраздновал и победу над фашистской Германией.

Заключение врачей категорично: к службе больше непригоден. Буданов не соглашался. Требовал, настаивал, писал рапорты. И всюду отказ. Была последняя инстанция — Министерство обороны. Там долго беседовали с полковником. Буданов доказывал, что он здоров. Даже по-прежнему может участвовать в конно-спортивных состязаниях. Правда, левая рука уже не имеет той силы, но правая держит клинок твердо.

Разговаривавший с ним генерал, улыбнувшись, заметил:

— Да клинок-то теперь уже и не потребуется. Вон какая у нас техника, а будет еще сложнее.

— Я же кадровый артиллерист, люблю свою профессию, имею опыт, а врачи хотят списать на покой. Разве это порядок, — сетовал полковник.

— Ну, ладно, — успокоил его генерал. — Лихого конника из вас, видимо, уже не получится, а людьми и техникой, думаю, вы вполне командовать сможете.

Вскоре после этой беседы в Москве Буданов принял артиллерийскую бригаду. И вновь потекли напряженные и милые сердцу дни: стрельбы, тактические учения, походы. Уже не кони, а могучие стальные тягачи везли грозные орудия на полигоны. Управляли этой техникой солдаты — сыновья тех бойцов, с которыми прошел Буданов по трудным дорогам войны.

Однажды на стрельбище прибыл маршал артиллерии. Буданов подтянулся, поправил фуражку и не торопясь, но отчетливо доложил. Маршал пристально посмотрел на поседевшего, но стройного, с открытыми добрыми глазами полковника и вдруг заулыбался, расставил руки для объятий: