Славный мальчишка - страница 13
— Ля-а-а-а!
Грянул смех. Да такой, что потом, в перерыве, вся школа сбежалась узнать, в чем дело. Даже сам Жюль Верн не сдержался — рассмеялся. Но тут же сделал серьезное лицо. Потому что учитель.
— Тихо! Успокойтесь, дети!
Он взял тетрадку Румена и помахал ею над головой. На беду, из нее посыпались маленькие листки бумаги, и один из них упал на голову учителю.
— Видите, чем он занимается? — обратился товарищ Пиперов к ученикам и, поворачиваясь во все стороны, показывал тетрадку. — А что, что, что я вам говорил на первом же уроке, когда пришел в ваш класс? Кто скажет? Сашко.
— Вы, товарищ Пиперов, нам тогда сказали: кто внимателен на уроке пения, тот уже… тот уже на восемьдесят процентов человек музыкальный.
— Да-а, верно. А еще что? Что еще?
— Вы сказали еще…
— Данче.
Данче встала и пожала плечами.
— Лиляна.
— Вы сказали, что пение — это такой же важный предмет как арифметика, физика, история…
— Достаточно. Правильно. И что еще? Марин.
— И как география! — грянул тот с чувством, будто открывал Америку.
— Достаточно.
— Я скажу, товарищ Пиперов! — тянул руку Сашко, все еще продолжая стоять.
Румен хряснул бы его по физиономии, но Сашко был далеко — через две парты. Весь класс давно уже догадался, что именно хочет услышать учитель, и потому все молчали. Надеялись, что добрый Пиперов успокоится, забудет о той фразе, и для Румена все обойдется благополучно.
— Вы нам еще говорили, — начал Сашко, боясь как бы его не опередили, — говорили, что можете простить все, но…
— Но… — эхом отозвалось в затихшем классе.
— Но только не занятия на уроках пения…
— Чем?
— Посторонними делами, товарищ Пиперов! Например, выполнением домашних заданий… — выкрикнул Марин.
— Вот именно! Молодец, Марин! А почему?
— Потому, товарищ Пиперов… — торопился Сашко.
Но Жюль Верн прервал его.
— Потому что… Садитесь все! Потому что, кто занимается посторонними делами, не относящимися к музыке, тот все равно что пропускает урок. И кроме замечания в дневник, тот получает также непростительный… прогул. Не-про-сти-тель-ный! Румен, дай дневник.
Он тряхнул головой, и листок бумажки в его волосах поднялся дыбом. Славный мальчишка с ужасом почувствовал подземные толчки: весь класс вот-вот готов был извергнуться новым хохотом. Тогда Пиперов разозлится еще больше… И Румен стал торопливо, лихорадочно рыться в портфеле. Он хотел опередить взрыв смеха… Дневника не было! Не было и все тут.
— Что за смех? Что тут смешного? Рашко, ты чего гогочешь?
Рашко вскочил, но молчал.
— Иван? Пламен? Молчите! Почему? Скажите мне — и я посмеюсь вместе с вами. Эвелина!
— Извините, товарищ Пиперов, но у вас на голове пляшет листок бумажки. Нет, не там. На самой макушке…
— Достаточно! Правильно! Дай свой дневник! Впрочем, не надо. Спасибо! Садись.
Учитель снял с головы листок бумажки и внимательно посмотрел на него.
— Ага, формулы! Шпаргалка? Значит, списываем? Ты что же это, Румен, думаешь, что если ты в школьном оркестре ударник, то можешь греметь тарелками как вздумается? Давай сюда дневник!
— Нет у меня дневника. Забыл дома! — глухо выдавил Румен.
— Еще лучше! Пусть завтра же мать придет в школу.
— Товарищ Пиперов, позвольте я в перерыв сбегаю за дневником. Ну, пожалуйста…
Допустить, чтобы пришла мать? Нет уж! Она сразу же спросит, как у него дела с игрой на скрипке и… крышка!
— Румен, вот твой дневник! Он упал на пол, под парту. Возьми! — выкрикнула Лиляна, соседка по парте.
Из двух зол меньшее — это праздник. От радости Румен посветлел и торопливо подал дневник учителю. «Потом дам его на подпись папе. Он немного поругает, но…»
— Давно я не писал больших замечаний, — объявил Пиперов и двинулся к учительскому столу. — В другой раз не будете делать домашние задания на уроке пения.
— Товарищ Пиперов! Это не домашнее задание, это чертежи. Я только смотрел на них…
— Полюбуйтесь, что это по-вашему?
И учитель снова показал классу тетрадку. Неожиданно, всем на удивление, с места поднялся Оги и твердо сказал:
— Точно! Это домашнее задание по геометрии.
— И ты, Оги… — сокрушенно выдохнул Румен.
И умолк. Оги, его друг! Как он мог! Такой удар в спину! Сердце сжалось от боли. На глаза навернулись непрошеные слезы. И чего он выскочил? Ведь знает хорошо, что это ракеты!