Славный мальчишка - страница 48
— Обязательно, госпожа Роза!
— Непременно, госпожа Мурева!
— Дал слово — держись, выполняй его на сто процентов. Ждем в гости!
— И непременно с Руменом! Ах, какой он славный мальчишка — такой тихий, молчаливый! И скромный, очень скромный!
— Да-да! Это точно — таяла бабушка Катина.
А он помнит Глорию? Лори! Нет? И она выросла. Месяц назад ей исполнилось девять. Пошел десятый. И такая красавица, такая красавица! Ах, кто знает, что будет завтра, не правда ли? Смотришь, и посватаемся!
— Я согласен! — сказал Ники и, хлопнув Румена по плечу, стряхнул пепел прямо на белый треугольничек ковра.
— Ники, ну что ты!
— Ничего, ничего, госпожа Мурева! У нас и так чистоты не добьешься, — не выдержала, наконец, тетя Роза.
— Мужчины! — трагически обобщила Мурева. — Ну, красавец, обязательно приходи! А как у тебя с учебой?
— Отличник! — поспешила бабушка Катина.
— Завидую вам, госпожа Роза, самой благородной завистью. Ах, беззаботное детство, где ты?
Наконец, открыли наружную дверь. Тетя Роза набросила на плечи пальто.
— Ну что вы, госпожа Роза…
— Нет-нет, госпожа Мурева, я провожу…
И она вышла их проводить.
Отец погасил сигарету и выключил телевизор. Извлек из чулана битком набитый портфель, достал из него мелко исписанные листы и углубился в чтение. «Вряд ли тебе это так просто обойдется, мой бедный папа!» — пожалел его Румен и занял позицию между телевизором и небольшим книжным шкафом, на котором выстроились две-три гипсовых статуэтки. Тут было самое безопасное место в случае применения физического воздействия. Одна только бабушка Катина все еще не переключилась на новую волну и автоматически убирала со стола посуду.
— Я представляла себе этих Муревых бог знает какими. А они такие же как и мы…
— Ну? А теперь? — Тетя Роза встала в двери, уперев руки в бока.
— Мама, оставь тарелки! И окна закрой, чтобы люди не слышали. И без того от такого смрада за месяц не избавишься.
Дядя Тодор вынужден был оторваться от бумаг.
— Шесть тысяч двести… Да… Ну, что теперь?
— Что? Будто и не знаешь…
Он нервно запихнул бумаги в портфель, достал сигарету, но вдруг вспомнил, что Муревых уже нет, и сунул ее обратно.
— Не одна же я в этом доме родитель, Тодор! Не могу больше, не могу! Понимаешь! Всему есть человеческий предел… Не мо-гу!
Слезы выступили у нее на глазах. Голос задрожал.
— Роза, осталась одна неделя…
— Опять со своим конкурсом? Забудь ты его, Тодор! Наш дом превратился в царство обмана и разрушения. Ты не видишь этого? Ты понимаешь? Ты хоть задумываешься об этом?
— Роза, детка…
— И ты, мама, и ты… Два сопливца включают для тебя магнитофон, а ты…
— Но он же не пускает меня к себе в комнату. Стесняется.
— Как бы не так, стесняется! Это ж закоренелый преступник, рецидивист — обманщик! Ну, конечно. Да, да. И ты ему веришь, и отец. Конкурсы-монкурсы, нормальный ребенок, красавец, отличник, а он — разбойник, поджигатель!
— Роза…
— Или мы оба должны влиять на него педагогически, или надо отказаться от всякого воспитания. А если и я подниму руки, сдамся на его милость? Да слышал ли ты что-нибудь о целенаправленном воспитании, о его последовательности, о его настойчивости! Прочел хоть одну педагогическую книжку, полстатьи? Поговорил ли ты с ним как отец? Скромный! А Моцарт? Боже! Он покатился по наклонной плоскости. Мы уже упустили ребенка… Ну-ка, вылезай оттуда!
— Роза, подожди!
— Ах, ты его защищаешь? Берешь его сторону? Как же он тут не сядет на голову? Как! Не может один родитель строить, когда другой разрушает.
— Роза, детка!
Вдруг тетя Роза посмотрела на всех потемневшими глазами, полная твердости и решимости.
— Нет! Ошибаетесь! Мое терпение лопнуло. Мама, пошли отсюда, мама!
Бабушка Катина растерялась.
— Ты со мной, мама, или против меня? Выбирай! Пусть они останутся здесь одни. И поцарствуют. Пусть! Пойдем прямо к тете Невенке.
Она схватила бабушку за руку и силком потащила за собой. В прихожей напялила на нее пальто.
— Пусть увидят, можно ли жить конкурсами и бомбами! — и впервые за всю жизнь она грохнула дверью.
Дядя Тодор стоял изумленный и обиженный. Он подошел к двери, взялся за ручку, но раздумал. Вернулся.