Славянские pluralia tantum. Проблема дефектной парадигмы - страница 4
. ‘Ему/ей жалко себя’), в то время как в славянских языках парадигма аналогичного местоимения очевидным образом дефектна по формальным причинам:
| Славянские языки | Албанский язык | Греческий язык | ||
|---|---|---|---|---|
| Старославянский | Русский | |||
| Падеж субъекта | vetja | ο εαυτός (μου) | ||
| Падеж прямого объекта | себе, сѧ | себя | veten | τον εαυτόν (μου) |
| Падеж адресата | себѣ, си | себе | vetes | του εαυτόυ (μου) |
Если вернуться к нашей главной теме, то межъязыковое сопоставление убедительно демонстрирует, в частности, что не всякий сложный или двусоставный предмет обозначается именем существительным pluralia tantum, как в близкородственных языках (рус. часы, но хронометр; серб. сат, часовник), так и в неблизкородственных. Особенно показательны немецкие соответствия классическим русским pluralia tantum, приведенным выше, а именно: Hose, Waage, Heugabel, Pforte, Rechen, Holzschlitten, Zange, Gestell, Glockenspiel, Beißzange, Panzer (Harnisch), Brettersteg, Pritsche, Schere, Scheide, Tragbahre, Brille, Geländer, Flachzange, Gerüst, Hängepritsche, Hosenträger, Strickrahmen, Reithose, Schlitten, Honigwabe, Rechenbrett, Zwinge, Uhr, Rosenkranz и Schach, т. е. все формы ед. ч. за исключением Fesseln и Gemäher. Оставим в стороне рассуждения на тему, толкует ли русский ножницы или сани более «расчлененно», чем немец или болгарин, имеющий в своем языке формы ед. ч. ножица, сан. Важно, что межъязыковое сопоставление указывает в направлении того, что «pluralia tantum в каждом языке условны и случайны» [Норман, Супрунчук 2000: 59, 60], вплоть до того, что эта категория может полностью отсутствовать в конкретном языке (как это имеет место в татарском)[5]. Но, может быть, системный запрет является в данном случае не универсальным, а индивидуальным для каждого отдельного языка?
Так, в русистике А. А. Зализняком в 1960‑е гг. был выдвинут (а в 2000‑е без каких-бы то ни было модификаций повторен) оригинальный тезис о категории числа русских pluralia tantum типа сутки, часы, ножницы:
«У этих существительных имеются только такие формы, которые с чисто морфологической точки зрения должны быть отнесены к мн. числу, но эти формы могут обозначать не только много соответствующих предметов (например, многие сутки, часы, ножницы), но и один предмет (например, одни сутки, часы, ножницы). Таким образом, принципиально допустимо усматривать здесь омонимию чисел, например: сутки (мн.) и сутки (ед.).» [Зализняк 2003: 6][6].
«Таким образом, слова типа сани имеют только словоформы с внешними признаками мн. числа, но каждая из этих словоформ имеет не только значение мн. числа, но и значение ед. числа. Именно поэтому словоформы типа *ножница, *ворото не встречаются никогда (в отличие от словоформ типа лаи, меди); в самом деле, значения, для передачи которых эти словоформы могли бы быть построены, уже передаются в языке словоформами типа ножницы, сани» [Зализняк 1967: 58].
В соответствии с этой точкой зрения, парадигма таких русских pluralia tantum не является дефектной, а речь должна идти об омонимии форм ед. ч. и мн. ч., по типу сани (ед. число) и сани (мн. число). Таким образом, А. А. Зализняк на чисто семантическом основании считает допустимым приписать стандартной граммеме мн. ч. русского языка (‘множественное число’ [более одного объекта]) стандартное значение граммемы ед. ч. (‘единственное число’ [один объект]). Есть ли формальные основания, поддерживающие такое решение? Для проверки данного тезиса обратимся к типологически обоснованной модели иерархии согласования/координации (The Agreement Hierarchy)[7], разрабатываемой Г. Корбеттом:
«The Agreement Hierarchy
attributive < predicate < relative pronoun < personal pronoun
These four positions make up the Agreement Hierarchy. Possible agreement patterns are constrained as follows:
As we move rightwards along the hierarchy, the likelihood of semantic agreement will increase monotonically (that is, with no intervening decrease)» [Corbett 1991: 226].
Прежде всего, обратим внимание на то, что некоторые языки, и в частности, германские, действительно демонстрируют омонимию[8] форм ед. ч. и мн. ч., находящую свое синтаксическое разрешение на шкале иерархии согласования (такие случаи могут быть лексикализованы, как в английском примере (см. также [Corbett 2000: 175]), или охватывать лексико-семантические классы слов, как названия праздников в немецком примере):