След Махно - страница 7

стр.

— Так ведь тебе–то виднее! А он сам что говорит?

Светлана хмыкнула и засунула листовки в сумку. Взяла в руки чашку…

— Ты думаешь, у нас есть время на разговоры? — засмеялась она, отпивая чай небольшими глотками. — Ой, как вкусно! Будешь опять мерки снимать? — спросила, заметив, что Александра Сергеевна потянулась к катушке ниток. — Мне раздеваться?

У Александры Сергеевны была своя система снятия мерок, перешедшая к ней от матери, — она снимала мерки на нитку, при каждом замере завязывая узелок в определенном месте. И ничего при этом не помечала на бумаге. Никто не мог прочитать эти ее узелковые записи!

— Обязательно раздеваться. Та–ак… — приступила к своему делу, сразу посерьезнев.

— Откуда такой чай? — болтала Светлана. — Муж привез?

— Муж, конечно.

— Я сразу отметила, что у вас в доме появились новые запахи, едва вошла. Мне кажется, и корицей пахнет, и кориандром. Да?

Александра Сергеевна не ответила, только сильнее сдвинула брови и начала заново измерять окружности груди и талии.

— Света… — вдруг озадачено сказала она. — Ты беременна.

— Что-о? — Светлана застыла с разинутым ртом.

— Смотри, окружность шеи и бедер не изменились, а в груди и талии ты стала шире. У тебя грудь наливается и талия растет. Понимаешь?

— Не может быть! — выдохнула Светлана и засияла глазами. — Вот так фокус! Вот так новость! Вот так спасибо тебе!



В начале октября между махновцами и деникинцами шли повсеместные бои за Александровск. Но все же Нестор успевал прилетать к Цетке — в сложное время, при нервном напряжении ему необходимо было покрасоваться перед ней, строя из себя героя и рисуясь, как на сцене. Это его как–то облегчало. Или настраивало на нужный лад. При этом его левый глаз, прищуренный от природы, еще больше сужался и перекашивал все лицо. А тонкий голос становился совсем похожим на женский. Цетка с трудом выносила подобные сцены и старалась переключиться разговорами на что–то другое, что не так занимало Нестора.

А вот в этот день ей не надо было долго искать предмет разговора, хотя она сама нервничала и не знала с чего начать. Поэтому, едва ее возлюбленный появился, заливаясь петухом, она сразу брякнула, что Павел Диляков вернулся из дальней поездки и наполнил дом приятными запахами заморских ароматов. Упоминание о Диляковых не должно было носить характер новостного сообщения, оно всего лишь облегчало Цетке переход к разговору о беременности и детях. Дело в том, что Павел Емельянович уехал за новым товаром, когда беременная Александра Сергеевна сообщила ему, что ребенок начал подавать признаки жизни, — забился. А приехав, нашел в доме сына, уже обретшего имя Борис и счастливо дрыгавшего ножками на своем втором месяце жизни.

— Вот ты тоже уезжаешь, уезжаешь… А однажды вернешься и найдешь меня с сыном, — наконец выпалила она самое главное.

— С чьим? — обнимая ее за плечи, беспечно спросил Нестор. — Тебя разве взяли крестной матерью?

— О, это ты кстати подсказал! — воскликнула Цетка. — Нет, меня не взяли, но я обязательно возьму Сашу крестной для нашего мальчика, она мудрая…

Когда Нестор понял, о чем говорит Цетка, он не удивился, не обрадовался, не сник, а сказал нечто странное:

— Это хорошо, моя ласточка, что у нас будет сын. Обязательно назовем его Телесиком. И возьмем Павла. Он богатый.

— Да, — лепетала счастливая Цетка, имея в виду крестное родительство. — Он перед венчанием с Сашей выкрестился, так что можно и его взять.


* * *

Здесь мы надолго расстаемся с Цеткой. Поэтому есть смысл сказать, что в начале лета 1920 года родила она Нестору сына Ивана, оставив ему от завещанного отцом имени сказочного персонажа — Ивасик — Телесик — только первую часть. Но Нестору, чувствовавшему, что Гражданская война близится к завершению и что приходит конец его вольнице, было не до сына. Как раз в это время он всеми силами цеплялся за возможность продлить свое легальное существование, причем — в силе и власти. Для этой цели где–то в Харьковской губернии в жалких потугах устроил очередной цирк: собрал общее собрание повстанцев–махновцев. Оно должно было подтвердить факт восстановления потрепанной и раздробленной на отдельные неуправляемые банды Революционной повстанческой армии Украины, для чего избрало Совет революционных повстанцев, ее высший военно–политический орган, во главе с Нестором Махно. Однако эти декларации и символы уже не работали, ибо время мутных потоков уходило в историю.