След мстителя - страница 12
9
Дверь открыл Михаил.
— Проходи. Кофе будешь?
У него манера такая была — он всегда говорил хмуро, будто недоволен чем-то, а кроме того, не любил здороваться и прощаться. На тех, кто сталкивался с ним впервые, подобное игнорирование общепринятых норм поведения производило нелестное впечатление. А как-то раз, на Гаити, кажется, из-за этой своей привычки Михаил вляпался в неприятную историю. Но даже это его не исправило.
— Буду. Валентина дома?
— Не бойся, она на работе, придет только вечером.
То, что жены Михаила не было дома, Александра устраивало. Они когда-то если и не дружили, то, во всяком случае, «приятельствовали» семьями. Валентина с Анной одно время даже были подругами, а потом вроде как кошка между ними какая-то пробежала. Окажись сейчас хозяйка дома, непременно начались неизбежные охи-ахи, слезы и ненужная нервозность. Александр между тем приехал сюда по делу.
— Я не боюсь. Просто новость у меня не очень… Лучше без супруги поговорить.
Михаил посмотрел на Харченко внимательно. Но ничего не спросил, жестом пригласил на кухню. В нем намертво засела профессиональная привычка: суть дела нужно узнавать в спокойной, нормальной обстановке, а не так вот, на пороге, впопыхах.
Он подготовился к приходу приятеля. На столе стояли чашечки, сахар, печенье, рюмочки…
— Что будешь пить?
— Выбор большой? — усмехнулся гость.
— Достаточный. Получаю нормально, сам выпиваю мало и редко — почему бы и не быть выбору, — спокойно ответил Васильковский.
Александр понял подоплеку реплики — конечно же, друг знал, что он в последнее время крепко закладывает за воротник.
— По глоточку коньяку.
Михаил вышел, принес из комнаты бутылку. Горлышко было заклеено бледной ленточкой акцизной марки.
— Может, не будешь открывать?
— Да не любоваться же ею — рано или поздно все равно придется начинать. Так почему же не сейчас? Для того и покупается, чтобы пить.
Было бы с чем спорить… Коньяк был вкусный, ароматный. Кофе, молотый, натуральный, — ему под стать. Давно Александр так не сидел.
— Так что у тебя стряслось?
Харченко поставил чашку.
— Анну убили.
Рука у Михаила дрогнула, кофе пролился на крахмальную скатерть. Он вскинул брови:
— Как? Кто? Где? Когда? При каких обстоятельствах?
— Сегодня утром. Больше я и сам ничего не знаю. Потому и к тебе пришел.
Михаил помолчал, нахмурившись. Харченко понимал, что у Васильковского в голове сейчас зарождается масса вопросов и предположений. Не может он не подумать и о том, зачем к нему пожаловал старый друг и чем чреват этот визит. Потому, чтобы предвосхитить их, заговорил сам:
— Миша, пусть мой приход тебя не слишком тревожит. Я тебе проблемы создавать не собираюсь. Мне нужно только одно: чтобы ты мне помог получить сведения о подробностях убийства. Все остальное — мое дело.
Васильковский ответил не сразу. Он, конечно, все понял. Помявшись, проговорил, глядя в сторону:
— Ты что же, хочешь попытаться раскрутить это дело самостоятельно?
— Нет, я не хочу пытаться раскрутить его самостоятельно. Я обязательно стану его раскручивать. Но только сам. Я не желаю никого подставлять под неприятности. Тебя — в первую очередь.
Михаил одобрительно кивнул. Его такая постановка вопроса устраивала. И все же он счел необходимым высказать свое мнение:
— Саня, ты затеваешь хреновое дело. Если убийство — дело рук мафии…
— В этом нет сомнения. Убийство совершено профессионально, — перебил друга Александр.
— Откуда ты знаешь?
— Ее убили прямо в магазине. Я случайно проходил мимо магазина, когда выносили тело. Удар острым тонким предметом в шею, но не в сонную артерию. Крови почти не было… Так ударить мог только профессионал.
Михаил откликнулся очень живо:
— Тем более. Переть против мафии, параллельно подставляясь милиции, — это безумие.
— Рискованно? — серьезно поинтересовался Харченко.
— Очень, — не заметил подвоха Михаил.
— И чем же это я рискую, друг ситный, скажи на милость? Собственной жизнью? Так той жизнью, что я имею, грех не рисковать. А больше у меня на белом свете никого нет, из-за кого мне следовало бы дорожить своей шкурой. Сынишки — ты помнишь — и того нет. Была у меня одна Анна… Да я себя за мужчину считать перестану, если успокоюсь и буду сиднем сидеть и ждать, пока ее убийц другие, посторонние, поймают. Если, конечно, поймают. В чем я лично, должен сказать, очень здорово сомневаюсь.