След Заур-Бека - страница 16

У Заур-бека была своя логика. Жаль, вы не присутствовали на допросе. С ним вместе — семеро, с нашей стороны, по его мнению, должно было быть двое. Вы и я. Шофёра он считал своим союзником. Понятно, он не ожидал увидеть ни автоматчиков, ни Алиева. Людей наших враг не знал. Не раз шпионил против нас, а не знал. Не в силах был понять их. Не мог вообразить, что шофёр Петров повернёт против него. Что найдётся в голодном, мёрзнущем городе обличитель Алиев. Где же Заур-беку, человеку без родины, не знающему любви к своему народу, понять всё это? Думал, что уйдёт безнаказанным и с добычей. Самонадеянный негодяй. В последний момент попытался разделаться с нами автоматной очередью.

— Так Алиев, значит, — начал я.

— Алиева разыскал я, — сказал Лухманов. — Я застал его почти умирающим, но вы бы видели, как он оживился, когда узнал, что я хочу от него. Мы поместили его, под видом переселенца из разбомблённого дома, в квартиру рядом с астаховской. Заур-бек не мог его узнать, но пограничник Алиев запомнил, узнал старого врага.

— А где Лесник?

— Лесника он выдал на допросе.

Лухманов отхлебнул кипятку из кружки, погрыз сухарь и поманил меня пальцем:

— Смотрите, я записал его слова «Операцию было предложено закончить в январе, так как в феврале возможен штурм города…» Они не оставили мысли о штурме. Ну, рассказывайте, что нашли на квартире у Заур-бека.

Я положил на стол список изъятых предметов — два револьвера с патронами, радиопередатчик, вмонтированный в плиту на кухне, килограммов восемь разных продуктов. Лухманов улыбнулся и спросил:

— Больше ничего?

— Ничего.

— Никаких сувениров у вас не осталось от Заур-бека? Вспомните-ка.

Я вспомнил и густо покраснел. Чёрт, как я мог забыть? Смутившись, я стал выкладывать из кармана мелкие, блестящие камешки. Нащупав там же батарейку от электрического фонаря, я зачем-то извлёк и её и положил на стол, поверх кучки бриллиантов.

— Честное слово, вылетело из головы, товарищ майор, — пробормотал я.

— Верю, верю, Саблуков, — засмеялся он. — Таскать с собой целое богатство и не вспомнить о нём. Это похоже на вас, товарищ Саблуков. Хотя, позвольте, позвольте. Посмотрим, велик ли в них прок, — и он поднёс к камням лупу. — Так и есть, — закончил он и смахнул камни в корзину.

— Товарищ майор…

— Они фальшивые, — сказал Лухманов. — Они не дороже стекла. Иначе, дорогой мой, Заур-бек вряд ли оставил бы их у вас.

Я, Саблуков Андрей Платонович, родился в 1920 г., в Гатчине, под Ленинградом. В 1938 году, после окончания средней школы, поступил в Академию Художеств. В июле 1941 г. ушёл на фронт и приобрёл специальность разведчика. Потом был ранен…

Впрочем, — к чему вам моя автобиография. Никакого интереса она не представляет. И не потому я начал так, что хотел выпятить свою личность. Просто — не привык я рассказывать о нашей работе.

Назвать-то следовало прежде всего полковника Лухманова. Вот кому принадлежит главная заслуга в этом деле! Что же касается моей роли, то она более чем скромная. Именно Лухманов дал первый толчок поиску, — в тот день, когда я вернулся из командировки в Алуксне. Он обратил моё внимание на детали…

Но теперь я, кажется, рискую завязнуть в длинном предисловии. Перейду к сути. Вот здесь под рукой у меня старый альбом с зарисовками, — он поможет мне собраться с мыслями и изложить всё по порядку. Некоторые зарисовки сделаны во время той, первой командировки. Как и всякого приезжающего, в Алуксне меня потрясла красота бухты, красота спокойная, северная. Она не сразу открывается вам. Мой набросок, разумеется, не даст вам надлежащего представления. Побывайте там сами, полюбуйтесь на гигантские дюны — золотые в солнечный день, на сосны — такие сочнозелёные на фоне песка. С дюн, как на карте, видна вся бухта — полукруглая, словно вычерченная циркулем.

Не скажу, что в Алуксне у меня было много лишнего времени. Но всё-таки до отхода обратного поезда часа полтора нашлось, и я попытался запечатлеть пейзаж на бумаге. Заметьте, — почти на самой середине бухты из воды торчит мачта. Когда ветер дует с суши и гонит воду из бухты в открытое море, показывается и труба затонувшего парохода.