Следователь по особо важным делам - страница 4
А потом стоял в тени около входа в метро, стараясь не пропустить две женские фигуры: маленькую, почти девчоночью, Фаиночки и – чуть выше и стройнее – Нади.
Они промелькнули в толпе зрителей, выходивших из театра. Я шмыгнул за ними, ориентируясь на красивую, пышную Надину голову. Появляться в обществе секретарши не смел: что, если Надя разоблачила уже мою ложь о нашем с ней мнимом родстве?
Вскочив в соседний вагон, я незаметно наблюдал за ними через стекло. Фаиночка сошла раньше. Надя осталась одна. Я отыскал ее блестящее пальто среди других, ярких и разнообразных, и двинулся вслед.
Догнал при выходе из метро. Взял под руку.
– Довольно смело! – сказал странный низкий голос.
Но рука не отстранилась. На меня чуть насмешливо смотрела незнакомая блондинка.
Наверное, я извинялся. Во всяком случае, что-то долго бормотал. Потом мотался по площади, высматривая Надю.
Блондинок было много. Высоких. В этих проклятых блестящих пальто. Словно вся Москва помешалась на них.
И, ругая в душе моду, уныло поплелся наконец к телефону-автомату напротив ее дома.
– Работаешь? – спросила Надя, ничуть не удивившись.
– Да, – соврал я, глядя на окно шестого этажа. – Понимаешь…
– Не извиняйся. Мы же договорились…
– Тебе понравилось?
– Я ожидала большего. Но, в общем, ничего… Игорь, – я почувствовал, что она улыбается, – эта девочка в тебя влюблена?
– Ну что ты! – убежденно сказал я. – Она молодая. В таком возрасте нравится каждый мало-мальски…
– Высокий мужчина? – договорила Надя. И весело рассмеялась. Мне показалось, что она ревнует.
– Глупости. Фаиночка – это сама кротость…
– Дорогой мой знаток человеческих душ, женское сердце – загадка.
– Не большая, чем мужское, – парировал я. Мне ужасно хотелось прекратить этот разговор. – Надя, ты была в блестящем пальто?
– А что?
– Ничего. Я скучал по тебе и гадал, как ты одета.
– В нем. Следовательская интуиция?
– Просто я подумал: вся Москва носит такие пальто… А ты все-таки модельер…
– Над этим стоит поразмыслить, – полушутя сказала Надя. – Завтра позвонишь?
– Обязательно. Да, Надюша, мне хотят вырезать гланды…
– А это страшно? – Я услышал в ее голосе неподдельную тревогу.
– Не знаю. Потом скажу.
– Звони. Непременно…
Глава 2
Назавтра утром раздался звонок. Я еще не успел снять плащ.
– Товарищ Чикуров?
– Да.
– Иван Васильевич просил вас, как только ознакомитесь с делом, зайти к нему.
– Хорошо, – сказал я.
Моя ложь раскрылась, и Фаиночка вычеркнула меня из списка друзей. Мне стало смешно и грустно. В общем, досадно. А может, перемелется? И снова в моей двери будет появляться кудрявая курносая мордашка… Посмотрим. Кто-то из великих писателей сказал, что женщины не прощают. Кажется, Дюма.
Прежде чем засесть за изучение дела, подшитого в голубой папке, я позвонил в больницу. То, что я сегодня буду занят весь день, – совершенно определенно. Доктор не удивился. История, повторяющаяся в который раз.
– Знаете, что вас ожидает? – спросил он со зловещим спокойствием.
– Знаю. Ревмокардит. – Это слово он вбил в меня надежно.
– В лучшем случае, – сказал врач торжествующе. – И больше ко мне не приходите…
– Приду.
В трубке посопели. Потом – короткое:
– Когда?
– Завтра, возможно – через пару дней.
– Ох, Игорь Андреевич, Игорь Андреевич…
В голубой папке было сто девять листов. Дело о самоубийстве.
Два месяца назад в селе Крылатом Североозерского района Алтайского края покончила с собой воспитательница детского сада совхоза «Маяк» Ангелина Сергеевна Залесская, 1947 года рождения.
Старший следователь прокуратуры Алтайского края установил следующее.
«Вечером 8 июля к супругам Залесскому В.Г. и Залесской А.С. пришел в гости совхозный шофер С. Коломойцев и принес с собой бутылку водки. Коломойцев и Залесский, выпив бутылку, захотели еще. А Залесская запретила им.
Но Залесский накричал на нее и отправился с Коломейцевым домой к последнему, захватив по дороге в прод-магазине еще бутылку водки. Они распили ее у Коломейцева дома. После этого они еще пили спирт, имеющийся у Коломойцева. Сколько выпили его, не помнят. Залесский был сильно выпивши и остался ночевать у Коломойцева, в доме гр. Матюшиной Е.Д., у которой последний снимал комнату. Наутро, 9 июля, проснувшись, Залесский и Коломойцев решили пойти к А. Залесской извиниться за вчерашнее поведение.