Следствие в Заболочи - страница 13

Я предложил: – А, ты, поешь.

На что он лишь отмахнулся: – Вчерась ел, – и решительно добавил, – Григорич, бери фонарик, пойдём осматривать место происшествия, – неожиданно оборвал он допрос. – Черныш, за мной!

Я взял у Вадима фонарь, верёвку, включил наружное освещёние, и мы вышли через сарай на улицу.

– Что хочешь найти, Андреич? – спросил я для разговора. Но беседы не получилось.

– Посмотрим, – отреагировал он кратко. – Ты стой здесь, – указал он на место, где мы курили у колодца. Здесь так надысь натоптали, что ухудшить ничего уже невозможно.

– Черныш, вперёд! Искай! – отобрав у меня фонарь, Андреич шагнул в глубокий снег за колодец, но пёс его опередил, и действительно сунул голову в снежную кучу, нанесённую ветром у колодца, потом поднял её в небо и, вдруг, заскулил, запел. Песня его перешла в то, что и лаем не назовёшь, скорее, потявкивание. Андреич шагнул к нему, и, наклонившись, опустил руку в сугроб за колодцем, пошарил и достал бутылку, на дне которой бултыхалась прозрачная жидкость. Он поднёс горлышко к носу и понюхал: – Водка. – Снова опустил руку в снег и извлек, как фокусник, два стаканчика, один в другом.

– Само по себе это ничего не говорит, но в нашенской ситуации говорит о многом, – пробормотал он. – Убедился, что это было убийство? – обратился он ко мне. Подтверждение ему и не требовалось.

Появилось необычное уважение к этому сухонькому маленькому старичку: фантазёру, местному Мюнхаузену, любителю потрепаться за жизнь, указать деревенскому новичку неверное, якобы грибное, место, рассказать правдоподобную байку, но соврать. Особенно мне нравилась история о том, как он поймал в лесу за ноги кабана, и как стукнет его головой о дерево… Или ещё. На ферме взбунтовался бык. Никто с ним не мог справиться. Послали гонца за пять километров к Андреичу. Тот схватил ружьё, на лошадь и в галоп. Настиг быка, вставил в его ухо ружьё и бац! И вот, этот же человек, в критической, нестандартной обстановке проявляет себя по-новому. Для убийцы, а в этом теперь сомнений не было, он представлял большую опасность. Я даже разволновался. Теперь Андреичу предстоит найти хозяина второго стакана. Кому принадлежал первый, ясно.

У колодца было хорошо слышно, что происходило на веранде. Громко, как всегда, говорил, почти кричал, наш деревенский Балетоман.

– Итак, Григорич, – обратился ко мне Андреич, – о находке пока никому ни слова, ни полслова. Спрячем всё это в сарае. Труп осматривать не буду, чтобы чего там не стронуть. Пусть смотрит милиция. Мне этого достаточно.

Мы вернулись на веранду. Народ основательно принял на грудь в наше отсутствие. Все, выпив за упокой души, повеселели и вели себя уже так, как будто ничего трагичного не случилось. Праздник жизни продолжался.

Наше появления встретили громкими возгласами: – Ну, наконец-то! Наливайте! Что вы там так долго? Мы тут без вас…. Давайте выпьем!

Роман-Балетоман потянул меня за руку к столу. Вадим налил рюмку, а Виталий протянул свою чокнуться. Лицо его было вопросительным. Я выпил, заев бутербродом с колбасой, и ответил на немой вопрос: – Распространяться не велено, – кивнув в сторону Андреича.

Тот по-прежнему стоял, не выпив, после той, первой рюмки, ни капли, и, вдруг, как бы, решив что-то про себя, чётко произнёс: – Добыты неопровержимые доказательства, что было совершено убийство. За столом убийца или убийцы. Я прошу честных граждан сейчас оказать содействие. Вы не могли не видеть, мать моя женщина, с кем Крючок пришёл, с кем уходил и другие странные вещи?

Воцарилась тишина. Даже Роман поставил стакан и замолчал.

– Сначала он вошёл на веранду с Григоричем, – неожиданно выронила фразу Полина, – и уселся рядом со мной, подставив стул. Тут было небольшое расстояние между мной и Денисом. А Рома в это время трепался с Федькой и не обратил внимание. Потом только он обернулся и предложил ему выпить.

– Григорич, ты его приглашал? – спросил меня Андреич, пристально посмотрев в глаза. Я смутился и быстро ответил: – Нет.

– А кто его пригласил? Откуда он вообще узнал, что сегодня у тебя сбор «труппы»?

«Да, старичку явно не откажешь в юморе», – подумал я.