Следствием установлено - страница 18
Мысль о патологическом опьянении начинала нравиться своей законченностью и убедительностью, подсознательно он одобрил ее и за гуманность. Ведь в следственной практике были нередки случаи, когда следователь, досконально во всем разобравшись, вдруг выступал в роли, на первый взгляд ему несвойственной, не как обличитель, а как убежденный защитник интересов тех, кто был необоснованно заподозрен или обвинен.
Осокин пожалел, что лишен возможности поспорить с давним своим приятелем по студенческой скамье Мишей Караваевым. Большинство их сокурсников мечтали о следственной работе, о розыске и преследовании злодеев, о раскрытии кошмарных и запутанных преступлений, а Миша сразу определил себя в адвокаты. Он с усмешкой говорил:
— Ну что за подвиг изловить преступника в наши дни усовершенствованной криминалистики, которой помогают и физика, и химия, и биология, да еще и огромный милицейский аппарат с радиосвязью? Другое дело, когда предстоит отстаивать честь безвинных людей.
— А если виновного придется выпустить?
— А вы доказывайте вину! Вам ли не даны сегодня все средства для этого? Нет ничего страшнее вашей ошибки. Лучше двух виновных упустить, чем одного невиновного осудить!
Очень недоставало Миши. Вот с кем сейчас выверить все доказательства.
Осокин вообразил его рядом с собой, представил его всклокоченную прическу, близорукие глаза под сильными линзами очков. Как бы он разрушал добытое следствием?
Другая версия: Охрименко озлобленный ревнивец, убил жену в состоянии сильного душевного волнения с расчетом уйти от наказания симуляцией самоубийства.
Тут Миша Караваев прищурится, снимет очки и негромко спросит: ·
— Ревность как черта характера обнаружилась у Охрименко только в связи с отъездом жены в Сочи или проявлялась и ранее?
Осокин раскрыл протоколы допросов. Почти во всех показаниях говорилось о ревности Охрименко и до трагического отъезда. Ревнив, ревнив, ревнив… Во всех показаниях ревнив. Но что это? Никто не проводил границы, когда замечена свидетелями эта черта характера. И Осокин уже слышит голос адвоката:
— Констатирую! Суд располагает данными, что Охрименко отличался повышенным чувством ревности! Для человека с повышенным чувством ревности вполне достаточно для душевного расстройства разницы в возрасте, а отъезд на курорт — это уже расстройство его воображения. И без анонимных писем…
И вот вновь перед ним возникает иронический взгляд Миши Караваева и звучит вопрос:
— Следствие констатировало по показаниям обвиняемого, что он много выпил перед трагическим происшествием. Для иного эта доза может оказаться даже и смертельной. Защита хотела бы знать, в каком состоянии был обвиняемый после первой дозы и действительно ли он ограничился в буфете стаканом водки? В каком состоянии он ушел из буфета? Какой была температура воздуха, когда он принял вторую порцию алкоголя в лесу возле автобусной остановки и в каком он состоянии появился при сдаче смены на вахте?
Направление вопросов не только уточняющее состояние обвиняемого, за этим и вопрос: был ли обвиняемый после возлияний способен к выработке какого-то логического плана преступления? Да, Охрименко запомнил свои действия вплоть до прихода домой, но адвокат вправе будет поставить под сомнение его способность к логическому мышлению, то есть настаивать на патологическом опьянении.
Осокин отметил в блокноте вторым номером задачу установить допросом свидетелей, что пил, как пил Охрименко перед преступлением, в каком он был состоянии.
Вот здесь-то защита и поставит вопрос о действиях Охрименко в состоянии невменяемости.
Осокин едва дождался утра и первого автобуса в Сорочинку и, несмотря на то, что не спал ночь, чувствовал себя на подъеме.
Он через участкового спешно вызывал одного за другим свидетелей для повторного допроса, сослуживцев Охрименко спрашивал, замечена ли была ревность у Охрименко до поездки жены в Сочи. На этот раз вопрос ставился очень точно, многие свидетели колебались, как ответить на него, но тех, кто взял на себя смелость ответить, заявляли единодушно, что ревнивый его характер обнаруживался задолго до ее поездки в Сочи. Чем-либо конкретным показания не подкреплялись. Да и чем их можно было подкрепить? Но не одно же показание, а несколько. Быть может, кто-то из свидетелей давал показания, подсознательно сочувствуя Охрименко, но их не опровергнешь и они ничем не обесценены.