Следы ангела (сборник) - страница 18

«Ну вот, кого надо, мы обучим, будет у нас здесь Хилтон, лучший санаторий во всем крае. Ну, вы рады нет?!» – по-свойски так спросил Арсений этот долбанный Петрович. «Так, а чем не радоваться-то?!» – Чека за всех ответил, все равно все были согласны. «Только просьба у меня к вам есть, раз уж мы с вами люди деловые, то мне ваши подписи нужны, что вы не против строительства у вас Дома отдыха на месте храма».

Вот тут-то и понятно стало все – зачем он приехал сам, лично-то, да и к чему весь этот сыр-бор с водкой да с артистами. Ну, мы, конечно, возмущаться начали, спрашивать, нельзя ли рядышком санаторий построить; храм-то больно красивый, да и с историей, вроде как, получается: не одно поколение тут причащалось, крестилось, венчалось.

«Ох, мужики, не говорите мне про историю, я сам ее знаю, будь здоров. Это поп вам, видать, на проповедях напел?» А батюшка наш на проповедях, действительно, часто говорил про историю-то храма, да про историю земель наших. «А знаете ли вы, что ваш храм все равно рухнет через год? Комиссией специальной установлено это. Хотите, чтоб на головы вам рухнул? Да мы же вас от беды и спасаем».

Вот заливал-то, храм и поныне стоит, стены-то при восстановлении даже не трогали, сверху только отделали, да и что с ними будет? Раньше на века строили, бздел этот олигарх всем тогда. «К тому же храм будет вам новый, я сказал, построю, значит построю. Ваш краевед как раз сейчас дает согласие в епархии на снос старого и на строительство нового храма, так что давайте не будем лясы тянуть, друзья. Как говорится – все к столу, а там уж мои помощники к вам подойдут с анкетами и помогут вам все заполнить». И показал, мерзавец, на столы, а там чего только не было, и мясо, и колбасы, и рыбка, и алкоголь на любой вкус. «Ух, и хороший вы народ, глаза радуются, давайте выпьем, что ли, за вас?!» И первым к столам побежал, начал разливать, ну кто откажется с таким солидным человеком выпить? Все быстренько гранеными и вооружились.

Пили в тот день как в последний раз, песни орали да плясали вместе с артистами, а те еще, вроде как на радостях, давай деньги всем раздавать, мол, так хорошо у вас, так нам нравится, ох, держи еще по рублику! Честным людям помогать Бог велел! И все такие искренние, такие молодцы, куда деваться, тьфу. Наши-то все на задние лапы и встали, уши развесили. Да чего там говорить-то сегодня, эх… Словом, из двухсот взрослых жителей сто семьдесят подписались за снос храма, почти все. Этого только и надо было этим бандитам проклятым, как только подписи закончили собирать, так и кончили песни свои, быстро собрались и уехали, водку даже забрали не раскрытую. Да уж к тому времени все в дрободан, прямо на поляне некоторые улеглись посреди мусора.

Батюшка вернулся к ночи, опять на лодочке своей приплыл, любил он ее, да и по реке-то до района ближе раза в три, нежели по дороге. Приплыл наш заступничек и смотрит – свалка мусорная и людская у храма. Все понял сразу, да к тому же в епархии-то его тогда не приняли, до вечера просидел – так и уплыл обратно. А вон оно, видишь, что оказалось – специально вызвали, чтоб глаза не мозолил, пока тут всех оболванивали.

Ничего никому не сказал отец Никодим в тот день, заперся в храме и молился, покуда последняя звезда к нему под своды не закатилась.

Мы думали – больше и не станет с нами, дураками, разговаривать, а батюшка нет, как ни в чем не бывало, на следующий же день отслужил. Да так, что свечи прислушивались, так и втягивались фитильки, причастил всех, кто хотел.

А на другую неделю снова за садик взялся, мужики-то не пришли поначалу, а он сам потихоньку возится, все мимо проходят, жалеют, а подойти стыдятся, а он доброй душой на всех смотрит: «Что-то запропали работнички, а надо бы ко Второму спасу успевать основные работы сделать», – все говорил он прохожим. «Так снесут же храм-то, и садик с ним, все подчистую, миленький, прекрати, не рви душу», – прохожие-то ему в ответ.

А он только промолчит, да снова – за стройку. Ну, сначала я к нему пришел помогать, потом Гришка, потом и Антон со своей бригадой вернулся, пошло дело. Чуть ли не сутками пахали, там же пили и ели, жены нам перекусить носили, да яблоки как раз поспевать тогда стали, мы их грызли всю стройку. Батюшка вот только отказывался от яблок. «Нельзя мне, братцы, на Преображение и наемся». Это уж мы потом узнали, почему нельзя-то. У него же сыночек маленьким погиб, а примета такая есть – детям, чьи родители до второго спаса яблоки не едят, на том свете гостинцы раздают, а еще говорят, да не просто гостинцы, а райские яблоки. Может, вот потому и отказывался, что де грех это для него. Он только все время повторял: «Вот приидет Преображение, так отметим всем селом, потешим душу и тело напоследок». А Преображение-то знаешь, что за праздник? Господь наш во время молитвы на горе явился во всем Своем Величии перед учениками, лицо его просияло, а одежды сделались белыми, вот как свет. Так вот и нам надобно преображать душу-то свою, и земля в этот день преображается – матушка наша. Да все яблоки кропят и едят – давно уж так повелось. А еще угощать принято всех, Илюшенька, нищим подавать, жертвовать яблок. Мы все Лидке пьянчужке носим ведрами, тоже человек ведь, хоть и черте обуяли ее совсем, бедную. Но это я не о том.