Следы на песке - страница 41
Она похвалила себя за предусмотрительность: перед выходом из дома надела черный парик и темные очки, благодаря чему ее внешность подверглась кардинальным изменениям.
Наконец в бар вошел запыхавшийся Руди и принялся оглядываться по сторонам в поисках своей звезды. Если бы она не подала знак рукой, ему вряд ли удалось бы узнать ее.
— К чему такой маскарад? — спросил он, пристраиваясь на соседний стул. — Я чуть было не ушел, решив, что тебя здесь нет.
— А ты думал, я прибуду сюда при полном параде, чтобы все указывали на меня пальцами, мол, смотрите, это же Донна Диксон?
— За что ты так не любишь своих поклонников? — Руди подозвал официанта и заказал кока-колу.
— Я не люблю, когда они суются в мою личную жизнь. А сейчас как раз такая ситуация.
— В таком случае говори тише, — предупредил ее собеседник, — а то большинство посетителей уже включило слух на полную мощность.
После того как ему принесли заказ, Руди долго и с наслаждением утолял жажду, опорожнив практически весь стакан, а затем вопросительно взглянул на Донну.
— Итак?
— Все подтвердилось, — сообщила она, многозначительно понизив голос. — Я беременна и… — Донна замолчала, дожидаясь, пока двое посетителей, проходящих мимо, удалятся на достаточно безопасное расстояние.
— И?.. — попросил продолжать ее Руди.
— И собираюсь рожать ребенка, — почти на выдохе произнесла Донна.
— Антуан уже знает? — после некоторых раздумий поинтересовался Руди.
— Еще нет, но я собираюсь сегодня же все рассказать ему.
Несмотря на то что говорила она довольно спокойным тоном, руки, с беспрестанно барабанящими по столешнице пальцами, выдавали ее волнение.
— Тогда давай подумаем, как нам лучше организовать твою работу. — С этими словами Руди принялся перечислять те из заключенных контрактов, от которых она могла отказаться без ущерба для своей карьеры…
Вечером того же дня, предварительно отпустив Марию навестить родственников в Лос-Анджелесе, Донна вошла в спальню, намереваясь поговорить с Антуаном.
Он, уже переодевшись ко сну, сидел в постели и работал с ноутбуком, внося требуемые для завтрашних съемок поправки в сценарий.
Донна нерешительно остановилась рядом, думая, как лучше начать разговор.
Почувствовав ее присутствие, Антуан оторвал взгляд от монитора и спросил:
— Что-то случилось?
— Нет… То есть да…
Она глубоко вдохнула и решительно произнесла:
— Мне необходимо кое о чем рассказать тебе.
Антуан закрыл ноутбук, отложил его в сторону и с подчеркнуто внимательным видом приготовился слушать.
— Дело в том, что я сегодня была у врача… — начала Донна, но ее прервал не на шутку встревоженный голос Антуана:
— Ты заболела? Почему не сказала мне об этом?
— Пожалуйста, не перебивай меня, — взмолилась Донна. — Мне и так трудно говорить…
Она еще раз лихорадочно вдохнула и выдохнула.
— Как уже сказала, я была в клинике. Последние дни мне нездоровилось, и у меня возникли кое-какие подозрения. Врач осмотрел меня и подтвердил, что я… я беременна.
Антуан некоторое время молча смотрел на нее, а затем его лицо осветилось счастливой улыбкой. Он выскочил из постели, подхватил Донну на руки и закружил по комнате с радостными криками:
— Господи, у нас будет ребенок! У меня будет ребенок! Я стану отцом!
Неожиданно Антуан остановился, опустил Донну на ноги и, обняв за плечи, заглянул ей в лицо.
— Милая, знаешь, что ты сделала? Ты только что подарила мне огромное счастье. Оно настолько большое, что я боюсь умереть от избытка самых восхитительных чувств, переполняющих меня.
Услышав это, Донна вздрогнула, покраснев, отвела взгляд в сторону и очень тихо проговорила:
— Это еще не все, Антуан. Дело в том, что отец ребенка… не ты.
Последние слова она произнесла почти неслышно, но для него они прозвучали подобно грому.
— Это ведь его ребенок? — после некоторой паузы спросил Антуан. — Сэма?
Донна молча кивнула и с поникшим видом села на край кровати, нервно накручивая на руку пояс своего халата.
— Он знает об этом? — снова спросил Антуан, и желваки на его скулах заиграли от гнева.
Она отрицательно качнула головой, все еще не решаясь посмотреть ему в глаза. Никогда еще Донна не чувствовала себя настолько несчастной, как теперь.