Следы ведут в пески Аравии - страница 46

На следующее утро три до отказа нагруженных верблюда доставили им от имама пять баранов, много риса, овощей, дрова и даже свечи. Усвоив, что из дома им выходить запрещено, путешественники пригласили к себе местного жителя — молодого еврея, с которым познакомились на судне, когда плыли в Лохейю. Он попал как бы под покровительство европейцев и всячески старался услужить им. Вот и теперь он не только охотно откликнулся на их приглашение, по и привел с собой друга-астролога, потому что помнил, что чужестранцы хотели узнать еврейские названия небесных светил. Но тут неожиданно объявился вчерашний гонец и разъяснил, что до аудиенции у. имама им вообще нельзя ни с кем видеться и что это правило распространяется как на иностранных послов, так и на арабских послов в иных державах. Нибур тут же вспомнил, что в Копенгаген незадолго до их отъезда прибыл посол паши из Триполи и что он действительно ни с кем не встречался, пока не был принят государственным министром Дании.

Через два дня, как и было обещано, чужестранцев пригласили к имаму Аббасу аль-Махди. Когда участники экспедиции прибыли во дворец Бустан-аль-Мутаввакиль, придворные им рассказали, в чем будет заключаться церемония приема, и Нибур стал судорожно заучивать слова приветствия имаму и варианты ответов на его возможные вопросы. В этот момент он особенно остро почувствовал отсутствие Форскола, легко применявшегося к любой ситуации. Теперь ему приходилось все переговоры брать на себя, что давалось ему с великим трудом, ибо он никогда красноречием не отличался.

Нибур понимал, что едва ли встреча с имамом будет происходить наедине, но никак не ожидал увидеть такое скопление людей. Дворец был набит телохранителями, слугами, рабами, евнухами. Чиновник, сопровождавший их, буквально кнутом пробивал дорогу. И вот они в огромном сводчатом зале с фонтаном посредине. В глубине зала, на возвышении, к которому вело несколько ступенек. стоял троп. На троне, сложив по-турецки ноги, сидел имам, одетый в светло-зеленую накидку с широкими и длинными рукавами. На груди у него красовался большой золотой бант, на голове — белоснежная чалма. На вид имаму было лет сорок пять, кожа у него была темная. По обе стороны тропа лежали подушки. Справа располагались сыновья имама, слева — братья. Нибур знал, что всего у имама около двенадцати братьев и что некоторые из них похожи на африканцев.

На одну ступеньку ниже трона стоял везир Факих Ахмед. «Факих» означало не имя, а титул — «мудрец». Еще ниже выстроились советники, военные чины и шейхи. Европейцев подвели к трону. Нибур твердо помнил, что он должен поцеловать имаму правую руку, как с тыльной стороны, так и ладонь, и одежду на его коленях. Он поклонился. Наступила мертвая тишина. Но едва он прикоснулся к руке имама, как глашатай, стоявший где-то сзади, прокричал согласно ритуалу слова здравицы в честь имама: «Аллах милостивый, милосердный, сохрани великого имама на благо всех верующих и верных!» Такими же криками ему вторили все присутствующие. Нибур чуть не упал от неожиданности, но с целованием руки и одежды кое-как справился. «Вот так и в Германии студенты торжественно приветствуют какую-нибудь важную персону, только они кричат: „Hoch! Hoch!“», — пришло ему в голову.

Теперь он должен был произнести приветствие, которое долго заучивал. Но роскошь убранства, многолюдье, застывшая, словно мраморная, фигура имама, а тут еще этот немыслимый крик так подавили бедного географа, что он не мог рта раскрыть. Тогда Факих Ахмед что-то стал быстро говорить имаму, и Нибур с удивлением отметил, что он не понимает ни одного слова. Видимо, это был санский диалект. Поэтому пришлось объясняться через переводчика. Нибур сказал, что они воспользовались Красным морем как кратчайшим путем из Дании в Индию, забыл сообщить о научных целях экспедиции, но, к счастью, не преминул выразить восхищение справедливостью и порядком, которые царят на земле имама.

— Теперь же, о высокорожденный имам, — заключил Нибур, — мы, охваченные интересом ко всему тому, с чем встретились здесь, решили поближе познакомиться с нравами вашей страны, чтобы в дальнейшем восславить их у себя на родине. Да наградит вас всемогущий за вашу царственную любезность и щедрое гостеприимство!