Слендермен - страница 54
Я сказал, что у меня все в порядке. Самая большая ложь в моей жизни, но парень, похоже, мне поверил. Он дал мне визитку – серьезно! – и спросил, не надо ли мне позвонить кому-нибудь. Кто вообще берет визитки на пробежку? Я объяснил, где я живу. На этот раз парень, кажется, уже не поверил, но не стал мне мешать, когда я встал и пошел. Я запинался, ноги ужасно болели, но мне удавалось сохранять вертикальное положение и брести в сторону дома.
Никогда в жизни я не любил Нью-Йорк так сильно, как в те десять минут. Все в нем – все звуки, запахи, виды – все откликалось в сердце чуть ли не радостью и согревало тело. Я чуть не заплакал, когда дошел до западных ворот и увидел проезжавшее мимо такси. Желтое, забрызганное грязью, оно неслось слишком быстро, жуткая музыка гремела из открытых окон, но это было так по-нью-йоркски, что я едва не разрыдался.
Я вообще не помню, что со мной было после того, как я перелез через забор. Знаю, что делал записи в диктофоне на моем мобильном. После душа я заглянул в него и увидел, что наговорил почти сорок минут, но я не знаю, что я там рассказывал и что со мной происходило, – я был слишком напуган, для того чтобы все это слушать. Удалять я не стал, но и не включил. Не знаю, решусь ли вообще на это когда-нибудь. Сейчас, по крайней мере, точно не стану.
Странно. Обычно, когда ты что-то забываешь, у тебя в голове остается как бы силуэт забытого, ты будто можешь нащупать его контуры. Но на этот раз все иначе. Вместо этой ночи – дыра, такая глубокая, что я боюсь даже просто подойти к ее краю.
Я дрожал, когда вошел в квартиру. Не знаю – от холода или от чего-то другого. Везде было тихо. Когда я раздевался в своей комнате, зазвонил папин будильник. Кажется, родители не знают, что я уходил. Хоть что-то хорошее.
Не знаю, о чем я вообще думал. Сейчас в голове только одна мысль: как же мне повезло! На меня будто затмение нашло. Будто все, что делает меня человеком, существом относительно разумным и, пожалуй, чересчур эмоциональным, будто все это смела волна сумасшествия и я на время превратился в кого-то другого.
В парке меня могли убить. Избить. Изнасиловать. Сейчас там безопаснее, чем раньше. Да там, наверное, еще никогда не было так безопасно, но все равно не стоит ночевать на улице, если тебя перемкнуло и ты не можешь за себя постоять. В школе говорят, нам надо принять как факт то, что все люди от природы добрые, что все сталкиваются с непростым выбором на своем пути и что всем надо дать кредит доверия. Но это же бред полнейший. Некоторые люди просто ужасны. Да таких много, если честно.
Так что да, я знаю, мне повезло. Нереально повезло.
Я разделся, чтобы принять душ, и пришел в ужас: все мое тело было в царапинах и порезах. Ничего серьезного, но я даже не догадывался о них, пока не разделся. Они не болели, пока я их не увидел. Я выглядел так, будто всю ночь бегал по парку в полной темноте.
И тут на меня навалилась усталость, перед глазами все поплыло. Красные линии на теле будто бы зашевелились, они вились и сплетались в узоры из спиралей и петель. Краем глаза я заметил, что все начинает сереть, и подумал, что сейчас потеряю сознание.
Я зажмурился и стоял так, пока это ощущение не прошло. Когда я снова открыл глаза, царапины и порезы снова были царапинами и порезами. К счастью, все они неглубокие. Когда я встал под душ, с меня смылось немного крови, но ее было так мало, что она тонкой розовой струйкой тут же убежала в сливное отверстие.
Мне ужасно хочется снова лечь в постель, но я даже представить не могу, как буду рассказывать родителям, что заболел. Так что я выпил две чашки кофе и стащил у мамы антидепрессанты, которые ей выписали после всего того, то случилось с Бредом. Они, по сути, чистый амфетамин, так что мне немного полегче. Днем мне станет плохо, я знаю, это факт, но на учебный день, надеюсь, меня хватит.
Через девять часов и десять минут я смогу забраться в кровать и поспать часа три, а потом родители вернутся с работы. Пятьсот пятьдесят минут. Время пошло.
Все будет в порядке. Я буду в порядке. Уверен.
Энди Линдбург