Слепая кара - страница 6
Может быть, и правду говорит его жена, может, он после того, как ушел от вас, дальше пошел пить и дома действительно не ночевал, почему бы и нет?
— Ну, это они могут, — согласилась Люба.
— Так, Сергеев, — сказал Гусев. — Беритесь за поиски Трыкина, спрашивайте соседей, друзей. Надо его найти. Без этого дело дальше не продвинется.
— Скоро должен участковый подойти, — сказал Сергеев. — С ним вместе будем искать.
И ушел.
Вскоре после его ухода опять хлопнула входная дверь.
— Это, наверное, Вера Александровна, — сказала Люба. — Соседка наша.
Гусев вышел в коридор. Перед ним стояла пожилая седая женщина невысокого роста, старомодно одетая.
— Здравствуйте, — сказал Гусев.
— Здравствуйте, — ответила женщина. — А вы кто?
— Я инспектор уголовного розыска капитан Гусев.
— А что случилось? — Женщина внимательно поглядела на Гусева, не проявляя, однако, особого волнения.
— У вас в квартире произошло убийство. Будьте добры, пройдите сюда.
— Пожалуйста.
— Ой, Вера Александровна! — заголосила Люба, увидев соседку. — Горе-то у нас какое! Я вот пришла, а Колька мертвый лежит!
Вера Александровна внимательно и строго глядела на лежащий труп Николая. На ее лице Гусев заметил плохо скрываемое выражение брезгливости. И не только это. Что-то еще.
— Да… — только и смогла сказать Вера Александровна. — Вот дела-то какие.
— Вера Александровна, — спросил Гусев, — во сколько вы вышли из дома и видели ли вы сегодня Фомичева, вашего соседа?
— Я-то? Я… вышла из дома где-то в половине одиннадцатого. А Фомичева я сегодня не видела. Не посчастливилось.
Гусев переглянулся с экспертом, лысоватым, в очках, который только что закончил осмотр и присел на стул.
— Скажите, пожалуйста, а никто к нему при вас не приходил?
— Нет, при мне никто не приходил. Я, Люба, почти сразу после вас и ушла, так что сообщить мне совершенно нечего. Я пойду, пожалуй. Люба, примите мои искренние соболезнования, вас мне действительно жаль. Вы позволите мне уйти, товарищ инспектор?
— Да, идите пока. Но нам придется еще вас побеспокоить.
— Это как положено, — сухо сказала Вера Александровна и вышла, еще раз поглядев на труп. Гусев заметил какой-то странный блеск в глазах пожилой женщины, ему показалось, что радость сверкнула в этом мимолетном взгляде. Он посмотрел на Любу.
— Чудная она, — махнула рукой Люба.
— Скажите, Любовь Михайловна, она что, недолюбливала вашего мужа? Между ними происходили ссоры?
— Ой, — вздохнула Люба. — Сами понимаете, какая жизнь в коммунальной квартире! Кухня одна, ванная одна, туалет один, народу много — конечно, радости мало. Она старуха, мы помоложе, малец сущий дьяволенок, всякое бывает. Ничего, конечно, особенного не было, но сказать, что они с Николаем друг друга жаловали, не могу — врать не приучена. А и какая разница, не она же его прирезала, в самом деле! Силенок бы не хватило! — вдруг засмеялась Люба, но взглянула на лежащий труп и прикрыла рот рукой. Ей стало забавно при мысли о том, что крошечная Вера Александровна всаживает нож в грудь здоровенного мясника Николая.
Гусев тоже слегка улыбнулся краешком рта, покачал головой. Потом сел писать протокол, изредка прерываясь и задавая Любе вопросы. Пока он писал протокол, Люба пошла на кухню и поставила чайник.
Вернулась в комнату, а тут раздался звонок в дверь.
Вскоре в комнату влетел крепенький, коротко стриженный малец лет десяти, влетел с шумом, с какими-то возгласами, но увидел труп и резко остановился. Люба схватила сына за плечи, прижала к себе.
— Ой, не смотри, сынок, не смотри. — Она стала прикрывать ему глаза руками. Тот, однако, очень хотел посмотреть и вырывался изо всех сил.
— Пусти, мам, пусти, говорю! Чего? Убили папку-то? Кто это его? Небось Вовка!
— Замолчи! — прикрикнула Люба. — И вообще, иди в комнату к Наташе, нечего тебе тут делать. Не для твоих глаз такое зрелище.
— Да никуда я не пойду, дай поглядеть-то! Ух ты! — вылупил глаза малец. — Ну и дырища у него в груди!
А крови-то! Чем это его саданули? Ножом, что ли? Вы кто? Следователь? Здрассьте. Вы откуда? Из МУРа? Ух, интересно…
— Здравствуй, Толик, — сказал Гусев.
— Здрассьте. Мам, я побегу гулять! Покушать нет ничего? Жрать охота!