Слепая любовь - страница 11

— Там! Там! Прямо у меня под дверью!

Саша даже не стал спрашивать, куда везти шефа, поехав к дому, где жила мать Андрея.

Андрей не мог видеть облупившиеся стены пятиэтажки, сломанные качели на детской площадке, старушек у подъезда, но, как только он вышел из машины, ноги сами понесли его к родному дому. Он с детства помнил здесь каждую щербину на тротуаре, каждую ступеньку. Андрей привычно толкнул скрипучую дверь подъезда, поднялся на третий этаж, достал ключи и открыл дверь. Он сделал все это машинально. Сзади пыхтел Саша с чемоданами.

Пахнуло с детства знакомыми запахами: борща, герани на подоконнике и чернил… Давно уже все перешли на шариковые ручки, но в доме его матери всегда стоял запах школы и первого сентября. Он судорожно глотнул воздух родного дома и упал, как был, в одежде, на свою постель, накрыл голову подушкой и заснул тяжело, без сновидений, точно провалился.

Саша поставил чемоданы, потом осторожно, словно нянька, снял с Андрея сапоги и дубленку и накрыл его пледом. Подумал, достал из своей сумки бутылку водки и поставил на столик. И пошел на кухню пить чай.

Андрей продолжал работать. И продолжал делать вид, что ничего не случилось. Но что-то в нем надломилось. Это уже был не тот человек — удачливый, неотразимый, который сорил деньгами, покорял женщин и мгновенно становился душой любой компании.

Он сумел выкрутиться из истории с немецким контрактом, но чего ему это стоило, знали только Саша и мать. Он просто закупил партию товара, не считаясь с расходами, лишь бы уложиться в сроки кабального договора, и отправил в Германию буквально за день до истечения времени икс, как он про себя с горькой иронией называл роковое воскресенье. Предатель Серега все рассчитал: праздники, никто не работает; на таможне — повальная рождественско-новогодняя гульба; поставщики, как всегда, тянут резину; налоговики точат кинжалы в своих узких пыльных пеналах, чтобы всадить их в спину мелкого и крупного бизнеса. Крупнорогатого, усмехался про себя Андрей. Слепой и рогатый…

К сожалению, ему пришлось обратиться за помощью к “друзьям детства”… Очень не хотелось, но выхода не было. “Друзья” помогли. С охотой, с шуточками, и денег не взяли. Просто обронили:

“Теперь за тобой должок”. А быть должником русской мафии — невеселое занятие. Ну ладно, выкрутился и выкрутился, там видно будет.

Мать заметила, что он начал пить. Немного, но каждый день. Она встревожилась. Но с ее узкопрофессиональным жизненным опытом она плохо разбиралась в реалиях базарного капитализма. Она не знала, чем помочь сыну, что посоветовать. Даже в церковь ей нелегко было пойти — учительнице с тридцатилетним стажем и партбилетом, который она и не собиралась выбрасывать. В это странное, непонятное время она упорно пыталась держаться своих убеждений — это была трогательная смесь кодекса строителя коммунизма, школьных прописей и робкой веры в то, что Бог не оставит.

Алиса не звонила и не появлялась. Андрей старался не думать о ней, но вспоминал каждую ночь. Саша вел себя так, будто шеф сроду не выезжал из этой хрущобы, выполнял мелкие поручения Анны Алексеевны, раскланивался с соседями и воспринимал нынешнее положение как очередное приключение в их бурной жизни. По вечерам Анна Алексеевна читала сыну документацию и даже стала привыкать к диким для нее словам: консалтинг, лизинг, маркетинг, брокер… В жизни наступило некое равновесие, иллюзорное спокойствие…

Однажды утром Андрей проспал и, не позавтракав, под крики матери помчался по лестнице, пропахшей кошками, и в который раз поразился, что кошек в подъезде никто не держит, а запах не выветривается. Он прыгал через две ступеньки, на первом этаже рывком дернул на себя дверь с тугой пружиной, шагнул… Кто-то пискнул и упал ему на грудь. Андрей машинально обнял прильнувшее к нему тело… Это была, судя по тугой груди, молодая женщина. И тут же в ушах у него зазвенело — первый раз в жизни он получил пощечину. И какую! Андрей засмеялся.

— Мерзавец! — испуганно вскрикнула женщина, и на Андрея пахнуло запахом простеньких, дешевых духов, знакомых с детства. Как же они назывались? “Красная Москва”, “Серебристый ландыш”, “Быть может”? — Вы что, слепой?