Слово джентльмена Дудкина - страница 8

Великолепные розы были принесены одному из больных. Не иначе как через высокое знакомство с оранжерейными работниками. Доставлены на машине сквозь трескучий мороз. Ах, что это за чудо — цветы в больнице! И уже кажется, что не страшны уколы, не горьки лекарства. Прочь кислородные подушки!

А сестры, сестры, на столе которых горделиво водрузились розы, стали еще очаровательнее. Веру мы стали величать не иначе как сестричка-зарничка. Марию Никифоровну — Аврора, а Надю — Северное сияние. Все расцвело!

От букета отделили малую толику в кабинет врача. Другой цветок стал достоянием шахматного победителя как переходящий приз. И — сразу повысился уровень мастерства местных Алехиных.

А люди все шли и шли к букету и беспрестанно ахали. Можно сказать, наступило всеобщее благоденствие и ликование.

И уже половина обитателей палат твердо решила вскоре покинуть лечебницу. Еще один — два букета, и врачи остались бы без работы.

Этого, увы, не случилось. Цветов больше не было. Напрасно мы выпрашивали их по телефону у знакомых и родственников, звонили в оранжерею и горкомхоз.

— Вы что, спятили: цветы зимой? — удивлялись одни по ту сторону больничной стены.

— Вы где: в Йошкар-Оле или в Ленинграде? — недоумевали другие.

И потускнели палаты, даже наша неунывающая, помрачнели холл и коридоры. И уже заметнее обозначилась трещина на потолке, сданном строителями вместе со всем зданием «на отлично». Стали спотыкаться больные на небрежно настланном линолеуме. Посуровели медсестры, теперь угрожавшие шприцами, словно копьем.

И подумалось: не надо было цветов, если они так редки. Если их можно достать раз в год, да и то по знакомству.

А может, все-таки нужны цветы?

Мы научились выращивать картошку. Огурцы на гидропонике. Зеленый лук у нас всю зиму. Но ведь не луком единым жив человек. Особенно ежели он влюбленный и торжественно шествует в загс. Или, на худой конец, оказался больным, как в упомянутом прискорбном случае.

Славная должность у Петра Матвеевича Огаркова. У других что за работа — дыхнуть некогда, а у него без спешки, спокойненько.

Петр Матвеевич обычно идет на службу пораньше, в начале девятого.

На улице то и дело попадаются знакомые. Со всеми Огарков учтив, со всеми, кажется, одинаков. Но это если посмотреть со стороны. А на самом деле Петр Матвеевич совсем не такой. Даже в кратком приветствии он умеет оттенить свое отношение к встречному.

— Привет! — буркнет на ходу знакомому чином пониже, хотя и старому школьному товарищу…

— Доброго здоровьица, Михаил Петрович, — раскланивается Огарков с управляющим конторой Госбанка.

Без четверти девять Огарков за рабочим столом. Достав папку, он выкладывает на стол какую-нибудь бумажку, затем открывает чернильницу, берет бездействующую авторучку и, обмокнув перо, кладет ее кончиком пера на край чернильницы, как будто уже начал что-то писать. Приготовившись к сочинению деловой бумаги, он со спокойной душой уходит в коридор. Через минуту Петр Матвеевич появляется в общем отделе учреждения, куда поступает почта.

— Представительнице прекрасного пола наше особое! — кланяется Огарков секретарше в надежде на то, что ему, а не другому сотруднику с утра перепадет пачка газет и журналов. Обычно начальник, появившись в десятом часу, непременно заберет самые лучшие издания и в первую очередь «Крокодил» и «Огонек».

Секретарша, расчесывая перед зеркалом свои подозрительные кудряшки, кокетливо отвечает пришельцу:

— С хорошей погодкой вас, Петр Матвеич!

Легонько ругнув нынешнюю жару, кавалер уносит добычу. У себя в отделе он жадно впивается в клетки кроссворда. Появляется секретарша, чтобы забрать почту начальнику, и погрустневший Огарков идет развеять тоску к своему приятелю, заведующему райкоммунхозом.

Накурено у того в кабинете, хоть трактор вешай. У него уже побывали техник по благоустройству Печников, прораб Дайбаев, которым он дал руководящие указания.

— Загубишь ты свою молодость, Иван Васильевич, сгоришь на работе, — сочувственно говорит Огарков, зная, что «коммунхоз» не был три года в отпуске. А про себя думает: «Не сгоришь, здоров как бык». И вслух — Неужели еще не дали путевочку?