Слово Ишты. Том второй - страница 7

Блин…

Да они что тут, спятили, что ли?!

Резать людей, как баранов, только за возможность войти в город?! Я-то думала, это только в Важный День требуются человеческие жертвы! Думала, в остальное время никто и ничего не боится! А тут – плата за проезд, твою мать! Как в троллейбусе! Только не монетками, а человеческими жизнями! Отдал одну – вот тебе билетик. Проехал зайцем – все, хана косому: на следующем же перекрестке будет пойман за уши… Но, главное, никто даже не пытается убежать! Привыкли, что платить надо всегда и везде. Кровью. То ли своей, то ли соседской. А то и собственных детей, которых тоже никто не пожалеет.

Не в силах поверить в этот бред, я дико уставилась на танцовщиц в надежде, что что-то не так поняла. Но они снова отвели взгляды, дружно шмыгнули носами и так жалобно покосились по сторонам, словно боялись, что я вдруг раскричусь, расплачусь на несправедливую судьбу и начну их чем-то попрекать. Дескать, знать вас не знаю, всего неделю как вижу, если не меньше, и теперь почему-то должна помереть ради того, чтобы вы заглянули на ярмарку и круто заработали…

Нет. Это просто в голове не укладывается!

Твою маму… и Лина спросить нельзя… как же это некстати!

– Прости, – виновато повторила Лика, нервно теребя подол своего платья. – Прости. Это не наша вина. Так решил жрец. Мы ни при чем.

Я прикрыла глаза, все еще находясь в ступоре от мысли, что мою судьбу за пару минут решил незнакомый лысый придурок, с какого-то перепугу посчитавший, будто имеет на это право. Более того, решил так уверенно и буднично-просто… словно я была бессловесной овцой и не имела права даже возразить!

Впрочем, девчонки на моем месте действительно бы не возразили. Они и сейчас не возражали. Жалко им только стало. Как щеночка, которого строгие родители решили утопить. Жалко-то жалко – красивый все-таки, забавный… но возразить не смеют. Вдруг накажут?

Я покачала головой.

Вот оно как, значит. И вот на чем стоит Невирон – не просто на человеческой крови и костях, а на полнейшей покорности. На спинах послушных до отвращения людей, которые предпочитают не видеть всех ужасов своего положения и стараются поскорее забыть о неприятном, если оно не касается лично их. И неважно, кто станет жертвой в следующий раз. Неважно, кто из твоих близких будет выбран. В любой день. В любой час. Главное для них – чтобы Айд был доволен и чтобы его жрецы больше ни к кому не привязывались. Мол, не мы – и ладно…

Боги. Что же тут сделали с людьми?! В кого их превратили, если они готовы терпеть подобное?! Если прячут подспудный страх за лживыми улыбками и преданными взглядами? Забывают о том, чем по-настоящему сильны, чем дорожат, чем владеют и живут? Просто ради того, чтобы прожить в сытости чуть дольше своих соседей?

И ведь они по доброй воле живут, как овцы в стаде, которых регулярно кормят, заботливо расчесывают, охраняют от живущих в соседнем лесу волков, дают побродить по сочному лугу, выбирая себе травку повкуснее. А время от времени… когда скажут хозяева… кого-то забирают в счет этой сытной и спокойной жизни. Забирают вежливо, тихо и почти незаметно для остальных. К тому же бежать отсюда некуда: Благословенная окружена непроходимыми горами. Свободна только Степь, но там кишмя кишат голодные «волки». Уйти нельзя. Только самые смелые рискуют, а таких мало. И всех их, если не вылавливают опытные пастухи, вскоре загрызают местные хищники.

Но на самом деле судьба у стада всегда одна: рано или поздно каждый баран окажется в разделочной. И с каждого из них когда-нибудь заживо снимут шкуру, не обращая никакого внимания на испуганное блеяние и не видя растерянных влажных глаз. Это – плата. Плата за былое спокойствие, тихую и мирную жизнь, отсутствие холодов, плетей, тугих веревок и цепей. Плата, которая с каждого будет однажды востребована и о которой бараны, как правило, не подозревают. А если и подозревают, то стараются лишний раз не думать, потому что иначе все их размеренное бытие начнет стремительно рушиться. И потому, что тогда им придется оказаться перед очень трудным выбором: покориться неизбежному и оставить все как есть или же рискнуть сбежать, напав на пастуха, и уйти на вольные хлеба. Туда, где волки, голые скалы, холодный ветер. Где нет вкусной травы и где очень велик риск оступиться и нелепо погибнуть, так и не начав как следует жить.