Случайная исповедь. Продолжение - страница 2

— Я согласен, Катя. Но денег ваших я не возьму.

— Что за глупости — возмущенно вскрикивает она. — Вы не поняли, Семен. Мне не нужны жалость и благотворительность. Тем более, что ты не сможешь совмещать работу, и мои потребности. Я не люблю альтруистов, Семен. Я им не доверяю. У тебя жизнь впереди, по — этому глупо отказываться от материальных благ. Сделки не будет. — Катя встает и, не оборачиваясь, идет к выходу из кафе. Я, наконец-то понял, что изменилось в ней. Она ужасно исхудала, словно, сдулась, стала меньше. Это не портит ее, просто придает, немного, нелепый вид.

— Стойте, да постойте же вы, Катерина. Я согласен на ваши условия — догоняю я ее, уже в дверях.

— Вот и хорошо — с облегчением вздыхает она. — Вы, мужчины, странные существа, которых мне, видимо, никогда не дано понять. У вас есть три дня, Семен, чтобы разобраться со своими проблемами, а потом я жду вас здесь. В это же время. Это вам, чтобы не передумали — на столик, возле моей руки ложится пухлый, снежно-белый конверт. — Там аванс, — объясняет мне Екатерина очевидную истину.

— Я не передумаю, и без денег.

— Семен, не глупите. И не опаздывайте, у меня нет времени ждать.

Спустя три дня я возвращаюсь туда, где оставил свою, новую, работодательницу. Она ждет меня, нетерпеливо, перебирая в своих руках салфетку. Заметив мое приближение, с лица ее уходит нервическое выражение.

— Слава богу. Я уж, боялась, что вы не придете.

— Куда ж мне деться, получив такой аванс, — некрасиво шучу я. — Поверите, Катя, чуть уволился. Начальство, никак, не хотело отпускать с работы такой ценный кадр, без отработки положенных двух недель. Но мне удалось сбежать, и вот я перед вами. Во всей, так сказать, своей красе. И, кстати, давайте уже перейдем на ты.

Я вижу в глазах Екатерины, сотню искорок, как реакцию на мой шутливый спич, она согласно кивает и встает со своего места.

— Идем, Семен — Она ведет меня под моросящим дождем, по свежей, будто, умытой улице. Весна в этом году пышная, словно невеста, утопающая в платье из бело-розового, воздушного аромата цветущих яблонь. Она подставляет лицо теплому апрельскому дождю, а я думаю, вдруг, он смоет с него измученное, болезненное выражение ее лица. Мы идем молча, просто, не знаем о чем говорить.

— Сегодня переночуешь у меня — поможешь собраться — распоряжается она вдруг, нарушив звенящую тишину, возникшую между нами. — А утром отвезешь меня в больницу. Мне назначили химиотерапию. Я думаю, это займет определенное количество времени, так что, ты сможешь доделать то, что не успел.

— Я все успел, Катя. У меня нет своих дел. Так что, если платишь, так уж, будь любезна терпеть меня возле себя постоянно.

— Знаешь, я попрошу тебя только об одном. Не нужно постоянно напоминать мне о том, что я и без тебя знаю. Пожалуйста — просит она спокойно, но голос дрожит. Она втягивает голову в костлявые плечи, словно птенец, чувствующий опасность. — Я не выдержу так, Семен. А мне нужно быть сильной.

Она права, не нужно хоронить ее раньше времени, которого у нас осталось и без того не много. Эта мысль заставляет меня остановиться, что бы глотнуть воздуха. Мне становится страшно. Ужас накатывает на меня темными волнами, поглощая мой разум, застилая пеленой глаза. Только сейчас я осознаю, что потеряю ее навсегда. Только теперь на меня находит осознание того, что и я не смогу продолжать, когда она уйдет, оставив меня совершенно одного.

— Здесь я живу — слышу я Катин голос, словно сквозь вату. — Эй, Очнись. Да, что с тобой. — Мы стоим возле исполинского дома, еще сталинской постройки. Мне приходится сильно закинуть голову назад, что бы увидеть последний этаж, уносящегося в небо, величественного строения.

«Подходящее жилище для небожительницы», — думаю я, взлетая с Катей в лифте на последний этаж. Если честно, я никогда не был в таких домах. У меня, просто, нет ни одного друга, способного приобрести, даже, десять метров в этой шикарной высотке, в историческом центре города. Катя открывает ключом дорогую, массивную дверь, впуская меня в свои владения. Квартира очаровывает меня. Она ее, везде чувствуется присутствие Катерины — в теплых тонах покрашенных стен, огромном количестве света, льющемся из витражных окон, в скромной, но явно дорогой мебели. И картины. Они висят, стоят прислоненные к стенам, занимают все свободные поверхности. Катя показывает мне, где лежат необходимые ей вещи и, извинившись, скрывается в спальне, оставив меня в тишине квартиры. По ее изнуренному виду я понимаю, как она устала.