Случайная вакансия - страница 4

Она не выразила ни согласия, ни протеста. Когда Майлз повесил трубку, напряжение странным образом разрядилось.

– Не сразу поверили, – сказал он, как будто Саманта не присутствовала при разговоре.

Они молча ели тосты, запивая их свежей порцией кофе. Жевательные движения умерили досаду Саманты. Она вспомнила, как с рассветом судорожно подскочила на кровати в темной спальне и до смешного быстро успокоилась, когда с благодарностью нащупала рядом с собой Майлза, такого большого, с брюшком, пахнущего камфорным маслом и застарелым потом. Вслед за тем она представила, как будет рассказывать покупательницам у себя в бутике, что прямо у нее на глазах человек упал замертво и что они с мужем помчались на «скорой» в больницу. Она до мелочей продумала, как опишет все этапы поездки, вплоть до самой драматичной сцены, когда появилась докторша.

Все дело портила молодость этой невозмутимой особы. Могли бы доверить такое важное сообщение кому-нибудь посолиднее. Впрочем, настроение опять было на подъеме: Саманта вспомнила, что на завтра у нее назначена встреча с торговым представителем фирмы «Шанпетр»; по телефону они мило пофлиртовали.

– Ладно, пора двигаться, – сказал Майлз, допив кофе и поглядев на светлеющее за окном небо.

С глубоким вздохом он отнес тарелку и кружку в посудомоечную машину, не забыв на ходу похлопать жену по плечу:

– Волей-неволей задумаешься, верно?

Покачивая коротко стриженной, седеющей головой, он вышел из кухни.

Саманте он порой казался нелепым, а в последнее время еще и нудным. Впрочем, ей было приятно, что он изредка позволяет себе многозначительный слог, примерно так же, как она сама по особым случаям позволяла себе надеть шляпку. А что, в такое утро вполне уместна была многозначительность и некоторая торжественность. Доедая тост и убирая со стола, она мысленно отрепетировала готовый рассказ для своей продавщицы.

– Барри Фейрбразер умер, – выдохнула Рут Прайс.

Она почти бежала по стылой садовой дорожке, чтобы застать мужа, пока тот не ушел на работу. Даже не остановившись в прихожей, чтобы снять пальто и перчатки, она ворвалась в кухню, где завтракали Саймон и двое их сыновей-подростков.

Ее муж оцепенел, поднеся ко рту ломтик тоста, который тут же опустил на тарелку театрально-медлительным жестом. Мальчики смотрели то на мать, то на отца, но без особого интереса.

– Говорят, аневризма, – сказала Рут, переводя дыхание; палец за пальцем она стянула перчатки, потом размотала шарф, расстегнула пальто. Худенькая, темноволосая, с тяжелыми веками над скорбными глазами, она неплохо выглядела в голубой сестринской форме. – Упал прямо в гольф-клубе… его сопровождали Саманта и Майлз Моллисоны… а потом приехали Колин и Тесса Уолл…

Рут бросилась обратно в прихожую, повесила верхнюю одежду и вернулась, чтобы ответить на вопрос, который Саймон прокричал ей вслед:

– Что такое «таневризма»?

– А-нев-риз-ма. Поражение артерии головного мозга.

Она порхнула к чайнику, щелкнула кнопкой и принялась сметать крошки, скопившиеся вокруг тостера, а сама говорила:

– Похоже, у него было обширное кровоизлияние в мозг. Бедная, бедная его жена… она совершенно убита…

На мгновение застыв, Рут посмотрела в кухонное окно, на хрусткую белизну инея, на аббатство за долиной, темневшее скелетом на фоне бледного розовато-серого неба, на панорамный вид, который составлял гордость Хиллтоп-Хауса. Пэгфорд, который ночью был не более чем скоплением мерцающих в темной низине огоньков, сейчас открывался холодному рассвету. Но Рут этого не замечала: мыслями она все еще находилась в больнице и смотрела, как из палаты, куда поместили Барри, выходит Мэри, поняв, что бесполезные системы жизнеобеспечения отключены. Искреннее сочувствие Рут распространялось в первую очередь на тех, кто, с ее точки зрения, был похож на нее. «Нет, нет, нет, нет», – твердила Мэри, и это инстинктивное неверие эхом отзывалось в душе Рут, увидевшей себя на ее месте.

Гоня прочь эти мысли, она обернулась и посмотрела на Саймона. Его светло-каштановые волосы совсем не поредели, фигура оставалась жилистой, как в двадцать с небольшим, а морщинки у глаз только добавляли ему привлекательности, но Рут, после долгого перерыва вернувшаяся к своей профессии, вновь осознала, сколь уязвимо, тысячу раз уязвимо человеческое тело. В молодости она была куда менее чувствительной, а нынче радовалась уже тому, что все они живы.