Слуги этого мира - страница 10

Подкрепившись этой мыслью, Помона взялась за наведение чистоты с двойным упорством. Ее ждут дома, и надо бы разделаться со всем поскорее.

Помона наскоро привела классную комнату в надлежащий вид и боком двинулась по коридору, все приближаясь к выходу из школы и свободе. При каждом ее сильном гребке облачка пыли, пуха и сена, которое притащили на обуви ученики, катились далеко вперед. Помону окружил запах разогретого светом старой звезды дерева и влажной почвы под половицами. Доски прогибались под ее тяжестью. Людские голоса едва достигали ушей.

Помона распрямилась, чтобы перевести дух, и с улыбкой оглянулась на пустые парты. Она любила оставаться в школе в одиночестве, и особенно –стоять в центре длинного, залитого светом коридора в почти полной тишине. Безмолвие и медленно кружащиеся пылинки почти осязаемо обнимали ее со всех сторон, от чего приятно крутило живот; хотелось смеяться. Хорошо, что наказавший ее Страж об этом не знал.

Женщина вымела оставшийся мусор на улицу. Кусочки сухой грязи и щебень задорно выстрелили во двор со школьного порога. Она выглянула наружу, чтобы как следует вытряхнуть веник, но улыбка исчезла с ее лица: Помона встретилась взглядом с важно вышагивающим мимо мужчиной. На вид он был совсем еще молод, а в его руках был букет из трех культур.

Пучок ромашек в центре – девичья невинность. Амариллис, почти полностью съедающий своим размером и цветом белые хрупкие цветочки – мужская сила. Колоски льна, обнимающие цветы плотным, густым кольцом – плодородный союз.

Парень с редкой русой бородой и зачесанными назад волосами шел предлагать девушке руку, сердце и бессонные ночи у люлек.

Помона быстро опустила глаза, сделав вид, что увлечена очисткой веника, но вновь подняла взгляд, когда мужчина отвернулся. В распахнутой на груди рубахе он, свежий, как весенний лист, аккуратно подстриженный и довольный собой, шел прямо к ближайшему от школы дому. Помона увидела, как при приближении молодца две женщины – вероятно, мать и бабушка невесты, – с радостными воплями вскочили с грядки и рванули в дом. «Ханна!» – кричали они, на бегу вытирая об юбки перепачканные землей руки. «Ханна!»

– Ханна, – повторила Помона, будто тоже хотела предупредить счастливицу. Но ее слабый голос растворил порыв ветра.

Эту девушку она видела несколько раз на посевах. Трудолюбивая, светловолосая и совсем юная – двадцать один год ей исполнился только на прошлой неделе. И ее уже зовут замуж. Уйти от родителей. Родить через год. А еще через год – родить опять. И еще. И еще.

На улицах почти не было людей – мужчины ушли на охоту, женщины занимались скотиной. Помона чувствовала, что и ей будет правильно заняться делом, а не глазеть на рождение новой семьи исподтишка, но она осталась стоять на пороге с опущенным веником в руках. Помона не хотела этого видеть. Ей было не интересно.

Но она не двинулась с места.

– Ханна! – крикнул парень на ходу. Как показалась Помоне, сделав голос ниже и задорнее, чем он был у него на самом деле. – Дома ли ты, милая? Дома ли ты, верная?

– Дома-дома наша девочка, – пропела женщина, высунувшись из окна, – а тебе, молодчик, Ханна наша зачем?

Мать Ханны хихикала, будто это ее пришли забирать из отчего дома. Помона невольно улыбнулась, но скорее стесненно, нежели от каких-либо нежных чувств. Этому представлению явно не хватало зрителей, смеха и воплей друзей и зевак. Очень уж нелепо эти брачные заигрывания с родственниками избранницы звучали в давящей тишине пустых улиц.

Мужчина остановился у калитки, высоко подняв над собой букет. Женщина в оконной раме зашлась притворными охами и стала звать дочь. Помона так и видела, как где-то рядом с ними на табуретке раскачивается бабуля и с прижатыми к груди руками любуется разыгрываемой ими сценой.

По тому, как оживился жених, Помона догадалась, что к окну наконец подошла и сама Ханна. Может, на ней было чистое белое платье с красной строчкой на подоле. И может, она просидела в нем весь сегодняшний день.

Но тут что-то случилось.

Парень, уже было взявшийся за калитку, чтобы открыть ее и пройти прямо к дому возлюбленной, отдернул руку. Ни его голоса, ни голосов матери, бабушки или самой Ханны не было слышно. Мир замер, а воздух загустился – Помона могла почувствовать зависшее над ними напряжение даже со своего места.