Слуги Государевы - страница 10

От дум тяжких боярина голос царский оторвал:

— Что не весел Федор Юрьевич? — Петр был настроен благодушно. — Не всю еще крамолу мы с тобой вывели? — рукой махнул вставшему боярину. — сиди, сиди, князь-кесарь, сам знаю, что не всю. Но выведем! Ручаюсь. — Уселся рядом, кваса налил себе, выпил.

— Ну с чем пожаловал, боярин мой верный?

— Повиниться хотел, Петр Алексеевич. — начал осторожно Ромодановский.

— Так винись. — царя не оставляло хорошее настроение.

— Стрельцов вчера не всех казнили на плахе, как ты повелевал. Повесили частью. — и замолчал, выжидая.

— Что с того? Казнили ведь? — Петр думал о чем-то другом.

— Казнили. Всех до единого. — Затряс головой Ромодановский.

— Ну и ладно. Жаль их. — Царь локтем на стол оперся, подбородок на ладонь водрузил. — Свои же, дурни. Православные. От темноты своей бунтуют. Переломим. Но извести придется. С Головиным вот советоваться буду, с Лефортом, как поступать далее следует. Школы надобны начальные, народ наш из тьмы выводить. Науки прививать, что из Греции судьбиной времен выгнаны были, по Европам рассеялись, а в отечество наше не проникли. Нерадением предков наших. Ладно, князь-кесарь, — повернулся к Ромодановскому, — что в приказе Преображенском нового?

— Да особого интересного нет, государь. — плечами широкими пожал боярин, — Стрельцов покуда вылавливаем остатных.

— А окромя того?

— Окромя? — задумался Ромодановский. Вспомнил, — А, донос поступил от полковника Ваньки Канищева из Азова.

— На кого? — быстро спросил царь.

— На воеводу тамошнего. Прозоровского. Дескать, при гостях говорил слова про тебя, государь непристойные, казнит мол сам всех и руками изволит выстегивать, как ему. Государю угодно.

— Что с того, — не удивился Петр. — Правду молвил Прозоровский, что царю руки марать приходиться. А сам-то воевода он справный. По походам азовским помню. Оставь, не трогай его. А доносчика кнутом прикажи попотчевать. Проведал, что не люблю боярство спесивое, токмо Прозоровский не из них. Счеты свести хочет. Кнутом его, кнутом. Еще? — князь-кесарь подумал малость и продолжил:

— Девку одну посадскую взяли. Евдокию Часовникову. Та болтала, что которого-де дня великий государь и стольник князь Ромодановский — усмехнулся боярин, — крови изопьют, того-де дня, в те часы они веселы, а которого дни крови не изопьют и того дни им и хлеб не есца.

— Девку кнутом бить, язык длинный урезать дабы не болтала лишнего, и в монастырь сослать!

— И вот еще… — замялся князь-кесарь.

— Ну, говоришь уж.

— Ты давеча, государь, про жену свою, царицу Евдокию, повелел в монастырь отправить.

— Отправляй, раз повелел. — Петр недовольно наморщился. — Надоела мне. Темная она. С одними попами, да бабами богомольными толкует. Мне другая царица надобна. Чтоб не стыдно было с Европой просвещенной общаться. Чтоб наряды иноземные носила, танцы знала. А то, напялит на себя сарафан, яко рясу монашескую и торчит часами пред иконами. В покоях одни бабки странницы, да юродивые толкутся. Тьфу! — сплюнул в сердцах, — сколь раз уж вышибал. В монастырь ее!

— А патриарх? — осторожненько вставил Ромодановский.

— Сам говорить буду с владыкой. Давно уж собираюсь.

— Тогда вроде б все, государь. — поднялся князь-кесарь из-за стола.

— Ну и ступай себе с Богом. — отпустил его царь. — Я сей час к Патрику с Францем поеду, а опосля с Головиным потолковать надобно. Алексашка! — крикнул денщика.

— Здесь я, Петр Лексеевич! — сбегал с лестницы Меньшиков.

— Куда запропастился?

— Да в светелке смотрел, не забыл ли что! — виновато.

— Поехали к Гордону. — Царь в дверях уже был.

К Евдокии в тот же день пришли. Добровольно постриг принять она отказалась. Тогда взяли царицу под белые рученьки и запихали в возок крытый. Долго везли ссыльную Евдокию. Наконец, полозья скрипнули в последний раз, и кибитка черная остановилась. Вывели Евдокию на свет Божий. Стояла она перед воротами древними обители монастырской. Три монашки встречали. Все в черном, как сажа, одеянии. Средняя, игуменья — по осанке горделивой догадалась царица. Поклонилась ей:

— Куда ж привезли меня, матушка?

— Под Суздаль, сестра Елена, под Суздаль. В монастырь Покровский. — поклонилась в ответ игуменья.