Слуги ветра - страница 83
— Не было на моей памяти мига, когда ты использовал на злое дело силу костей. Невежды думают, что если они начертают на куске дерева древние знаки, так ничего с того не будет, многие пробовали, да ни у кого не вышло. Да просто веры не было. В своем завещании Тахру отказался от всех своих почестей и силы. От власти камней и соблазнов. Он написал, что многие будут пытаться найти солнечный знак и в тот миг, когда он все же найдется, боги явятся за своим даром и унесут его в свою обитель. И настанет на земле их власть, и простят они тогда мятежных нейфов за то, что ввергли легковерных людей в заблуждение. И восстанет из небытия город семи богов, и зацветет пустыня, и воцарятся мир и процветание. Падут алтари духов, низвергнут жрецов-отступников. Найденный последним солнечный знак возвестит пришествие богов. Так сказано в завещании короля Тахру, царствующего библиотекаря. Последнего мага, с которым говорили камни.
— Но камни говорят голосами нейфов, мятежников, восставших против воли богов.
— Нейфы их ученики, их порождение, — напомнил Тром. — Кому еще ответствовать перед знаками богов, как не ученикам?! Нейфы — псы! Знаки богов — плеть для псов!
— Не боишься гнева отрешенных, старик?
— В мои годы, сынок, боишься только, что рассвет, который ты видишь, может стать последним…
— И где же теперь искать этот последний, солнечный знак? Символ «Солнце»?
— А как же проклятие, смертный приговор? Иль не страшно уже?
— А ты не злорадствуй, старая лиса! Коль втянул меня в это дело, так просто теперь не отвертишься! Говори, где последний знак!
— А кто ж его знает. Я свое дело сделал. Я нашел достойного, хоть и не по роду, но все же передал тебе камни, Брамир. Я был игрок похлеще твоего, не без помощи камней, как ты теперь понимаешь. Только чистый сердцем может удержать над ними власть. Вот тебе, олуху, и везло в игре как заговоренному.
— Задал ты мне задачку, старая развалина. В такую историю втравил, как бы теперь из нее с головой на плечах выйти.
— Камни подскажут, — хихикнул старик. — Слушай.
Что было толку злиться, изрыгать проклятия и сквернословить. Тром слишком стар, чтобы мои жалкие угрозы смогли напугать его. Этот старикашка лишь почешется от моих проклятий. Он уже втравил меня в игру. Теперь осталось только выйти достойно, как и подобает хорошему игроку.
— Неужели нейфы настолько провинились перед богами, что и по сей день рабы этих камней и ответствуют перед всяким, кто вопрошает?!
— Перед всяким? — удивился Тром и захохотал пуще прежнего, раскачиваясь на стуле. — Это ты то всякий! Нет, мальчик мой, не перед всяким, перед тобой. Скольких великих магов держали в руках эти древние знаки, но нейфы молчали. Сколько достойных проливали кровь за право прикоснуться к тому, что божественно по происхождению, но нейфы молчали. А перед тобой, Брамир из Хариди, нейфы молчать не в силах. Ты избран, и даже не богами, и не вольными стихийными духами, не людьми, а звездами! Светилами ночного неба, от которых произошли и сами боги! Ты родился под таким стечением звездных хороводов, что ни один нейф не в силах будет утаить от тебя истину. Звезды избрали тебя! Некогда боги вырезали знаки на упавших с неба осколках звезд! Вот и осталось за небом право решать…
Немного раздраженный таким долгим рассказом, таким откровением старого пройдохи, я сгреб в охапку все магические камни и подтянул к себе, как вдруг, словно раскат грома разверз небо и десятки молний ударили прямо в сердце.
Я не бывал в этом месте прежде, но почему-то сразу признал в нем родовой замок Иридина Гурымея. Я и раньше знал о великом жреце только по слухам, а сейчас смотрел на него как на давнего знакомого, скорее недоброжелателя. Маг стоял на высокой крепостной стене, у зубчатых макушек бойниц, и о чем-то громко говорил с согбенными слугами и чиновниками. Во внутреннем дворе замка отмечалась суета и беспокойство. Солдаты выносили из подвальных помещений через узкие калитки погребов арсеналы оружия и доспехи. Мастера на заднем дворе запрягали лошадей, крепили оглобли к большой осадной катапульте, готовя ее к дальней дороге. Небольшие обозы с припасами и ополченцами притихли у моста и главных ворот, закрытых наглухо. Семеро слуг с побледневшими от страха лицами поднимали по лестницам дюжины больших корзин, наполненных свежим, сырым мясом. Солдаты поодаль от своего повелителя подтягивали корзины к себе и, накалывая на пики огромные шматы окровавленных туш, вознеся над головой, сбрасывали их на внешнюю сторону крепости.