Слушается дело о человеке - страница 22
— Я уже была в суде — мне велели подать жалобу в письменном виде и изложить суть дела, — прибавила она робко.
— Я не имею к этому никакого отношения, милая, — пояснил Брунер. — Но хорошо, я пойду с вами.
Женщина, задыхаясь, торопливо шла вперед. Она свернула в тесный, застроенный низенькими домишками квартал. Пахло селедкой и пивом.
Остановившись перед высокой деревянной дверью, женщина испуганно посмотрела на Брунера.
— Вот тут, извините, пожалуйста, вот тут я живу.
В эту секунду дверь стремительно растворилась. Раздался скрип ржавых петель. Беременная вздрогнула. Заполняя весь проем двери, на пороге появился огромный коренастый человек с багровым лицом.
— Ах, вот оно что, — захохотал он во всю глотку. — Ах, вот оно что! Вы, видно, ко мне? Ну что же, вам повезло. У меня как раз самое подходящее настроение для гостей.
Брунеру ударило в нос спиртным перегаром. Ему казалось, что он задохнется, и он крепко сжал губы, стараясь не дышать. Напрасно! Он отвернул голову. Тоже напрасно. Он сделал шаг назад, но запах алкоголя преследовал его. Тогда он зажег сигарету, хотя вообще не курил.
— Мне хотелось бы только узнать, вкусна ли водка? — сказал Брунер, поворачиваясь к багровой роже и стараясь проверить впечатление от своих слов.
Коренастого, очевидно, позабавил его вопрос.
— О, благодарю за внимание. К счастью — ик! — водка вкусна по-прежнему. У меня только она — ик! — и осталась. Она совершенно в таком же положении, как я. Поэтому мы с ней друзья. Ей не осталось ничего другого, как только остаться.
Он вынул из рваного кармана пробку, тщательно осмотрел и вдруг запустил ею в стену соседнего дома. Потом так же молча полез рукой во внутренний карман пиджака и вытащил бутылку средней величины.
— Будьте здоровы! — сказал он, встряхнув бутылкой, и затянулся.
— Может быть — ик! — сударь, и вам угодно? — Он протянул бутылку Брунеру и вдруг увидел свою жиличку.
— Ага, и крольчиха здесь! Это, верно, она вас привела? Правда? Что, не вышло? Меня не проведешь! Я все знаю.
— Да что тут знать? — робко вставила женщина. — Тут и знать нечего. Это вот господин чиновник магистрата.
Человек раскатисто захохотал и спрятал бутылку.
— Ага, угадал. Я знаю, все знаю! Она, верно, боится, что я ее убью? Правда? Да нет, нет, не убью! Какой я убийца! Ик! Да не стану я бить ее. Не стану. Ик!
Он снова основательно приложился к бутылке, словно желая сделать последний глоток, и попробовал запеть:
И, продолжая разговор, сказал, поглаживая бутылку:
— Ведь мы с ней друзья. Жены нет — чертов рак, — Францля нет, никого нет. «Ах, мой милый Августин», — Францль умер в колыбели. Твое здоровье, Францль!
Он поднял бутылку, улыбнулся кому-то невидимому и снова опустил ее.
— Никакой работы. Ни дома, нигде. Не жизнь, а дерьмо, да, дерьмо. — Он покосился на женщину. — А вот эта здоровая. Удивительно здоровая баба. Плодится, как крольчиха. Чертов рак. Ик!
— Вы тоже поразительно здоровый человек, — перебил его, улыбаясь, Брунер. — Вам бы только поменьше пить, приятель. Пейте поменьше, да с толком.
Он положил руку на плечо пьяного.
— У вас обязательно будет и жена хорошая, и Францль впридачу. Подумайте только, мужчина в цвете лет — господи, да просто говорить смешно. Уж такой человек, как вы, обязательно пробьется.
Пьянчуга прислушался к его словам. Неужели он не ослышался? Глаза его расширились и заблестели, как мягкий голубой шелк. Опустив голову, он стоял, погрузившись в счастливую мечту. А ведь действительно, если поразмыслить как следует, он мужчина в цвете лет — ик! — в самом цвете. Он человек, подающий надежды. Чрезвычайно интересный человек. Он ударил себя в грудь, склонил голову набок и спросил:
— А что же мне пить, господин начальник?
— Поменьше.
— А это Тоже — ик! — это тоже водка, господин начальник?
Еле держась на ногах, он покачнулся и предусмотрительно прислонился к облупившейся стене.
— Да, разумеется, это тоже водка — для отвычки.
— Нет, тогда нам с ней не по дороге, с этой «поменьше» — с водкой для отвычки. У меня ужасное отвращение к этой «поменьше», настоящая апатия, если можно так выразиться. Н-не-ет…