Слушается дело о человеке - страница 79

Бакштейн поднял кружку и выпил.

— Когда человек занят собой, ему уже не до окружающих, — сказал он, и засмеялся. — Но я пригласил вас сюда, господа, вот по какому делу. Некое лицо, через которое я связан с определенными влиятельными кругами, сообщило мне, что Брунер направил второй протест, и теперь уже в Главное управление надзора. Между прочим, Брунер ссылается на то, что суд признал его невиновным. Я велел раздобыть копию заявления. В нем говорится, что нелепо налагать на человека, оправданного по суду, такое же взыскание, как на Цвибейна и на Шнора, признанных виновными. Господа! Прошу вас оказать мне поддержку и просить нашего дорогого Георга Вайса, который сейчас присутствует здесь, чтобы он в качестве юрисконсульта Управления надзора как можно скорее связался с советником Морицем, старшим референтом Главного управления надзора, к которому должно поступить это дело.

Насколько мне известно, положение Морица чрезвычайно шатко, поэтому он сделает все, чтобы удержаться на своем месте. А мы, когда действуем сообща, представляем реальную силу. Если бы Брунеру удалось — разумеется, я говорю это только предположительно, — если бы Брунеру удалось добиться снятия второго взыскания, подумайте, господа, какой это будет победой для него и каким поражением для нас! А вам, милые друзья мои, Цвибейн и Шнор, вам следует хотя бы временно и для вида перейти на более скромные должности, стушеваться. Вы можете даже заявить, что раскаиваетесь в своем поступке. А в остальном положитесь на меня. Я обещаю вам, что вы займете прежнее положение. С Гроскопфом я тоже беседовал. Он позаботится об остальном. Приказ о вашем повышении я, разумеется, задержу месяца на два, пока все снова не войдет в свои берега.

Присутствующие склонили головы в знак согласия.

Шартенпфуль сидел, барабаня пальцами по ручке кресла-качалки, и что-то тихонько насвистывал. Вдруг он вскочил.

— Дорогой дядя и советник, дорогие друзья. В Управление надзора поступило заявление Брунера. Он просит предоставить ему беспроцентную ссуду в размере жалованья, которое причитается ему за прошлые месяцы и задержано якобы не по его вине. Разумеется, мы не можем удовлетворить его просьбу. Лично я ее отклоню. Поэтому, дорогой дядя, я прошу тебя на ближайшем совещании советников магистрата выступить соответствующим образом. Взвесив все, я с полной ответственностью обратился к главе магистрата. Он со своей стороны тоже отклонит ходатайство Брунера, как лишенное всякого основания.

Собравшиеся слушали оратора в благоговейном молчании.

— Ну, разумеется! — послышались голоса. — Ведь этак можно бог весть до чего дойти! Кому же из нас не нужны деньги? Однако мы забыли выпить!

Советник поднял кружку.

— Да здравствует вино и любовь! Входи, Агнетхен, посиди с нами в гостиной…

Поздно вечером Георг Вайс споткнулся о сточный желоб и разбил в кровь лицо. На другой день он появился в канцелярии разукрашенный пластырями. Тем не менее он работал усердно, как всегда, и в кратчайший срок справился с возложенной на него задачей. Прежде всего он позвонил советнику Морицу, старшему референту Главного управления надзора. Но того, к сожалению, не оказалось на месте. Вайс решил отложить разговор.

Несколько недель назад в кабинет к Юлиусу Шартенпфулю посадили стажера, которому предстояло совершенствоваться в бухгалтерском деле. Шартенпфуль был крайне недоволен этим обстоятельством и почти не разговаривал с молодым практикантом. Но так как это вселение должно было быть кратковременным, то Шартенпфуль решил ничего не предпринимать. Однако он пользовался любым случаем, чтобы выместить на молодом человеке свое недовольство, и издевался над ним в присутствии своей секретарши Нелли.

— Пусть только этот болван не справится с работой! — заявил он. — Я немедленно доложу об этом начальству.

И действительно, казалось, что из юноши никогда не выйдет ничего путного. Он по целым дням торчал в своей комнате, которая в сущности-то была комнатой Шартенпфуля, складывал, вычитал, умножал, выписывал счета, подводил итоги, проверял результаты, ставил вопросы всюду, где считал нужным, и никогда не возражал. Словом, был совершенно невыносим. С тех пор как у него засел этот молодой, начинающий коллега, финансовый контролер совершенно перестал располагать собой. Он никогда не оставался один.