Служители тайной веры - страница 27

В глубине зала у массивного стола, заваленного бумагами и картами, стоял высокий человек в длинном восточном халате. Голова его, как у татар, была обрита наголо, бороды он не носил, а длинные усы, на манер польских шляхтичей, свисали до самого подбородка. Лицо его было холодным и неподвижным.

Кожух, проведя Настю за руку, дошел до середины зала, оставил девушку, сделал вперед еще два шага и упал на колени.

— Князь, — произнес он глухим, надтреснутым голосом. — Я потерял землю, я потерял почти всех своих воинов, я потерял жену и детей, но я выполнил твою волю и, минуя тысячи опасностей, сохранил ту, которая вернет тебе все, что я потерял.

Князь Семен, казалось, не слышал. Он стоял не шевелясь и смотрел на девушку. Настенька из последних сил старалась держаться прямо, гордо глядя перед собой.

Князь бесшумными шагами медленно двинулся к ней, молча обошел вокруг, рассмотрев со всех сторон, и так же не торопясь вернулся обратно.

Кожух по-прежнему стоял на коленях с низко опущенной головой. Князь остановился подле него, повернул голову и еще раз пристально посмотрел на девушку через плечо. Уголки его губ чуть заметно дрогнули.

И вдруг внезапным резким и сильным движением он ударил Кожуха ногой.

Кожух тихо застонал и упал ничком на пол, подогнув голову.

Князь Семен Вельский повернулся и спросил неожиданно звучным чистым и красивым голосом:

— Настенька Картымазова?

Эхо отразилось от стен и рванулось под высокие своды. Настя машинально кивнула головой.

— Я так и думал.

Князь помолчал и кивнул на Кожуха.

— Завтра же я вздерну этого человека на виселицу! Князь Вельский — похититель девушек? — Он покачал головой. — Никто не посмеет сказать этого!

Он помолчал и подошел к Настеньке ближе.

— Как только ты сможешь отправиться в обратную дорогу, я сам сяду на коня и провожу тебя к родным. Я буду просить у них прощения за подлый поступок этого негодяя. Мне стыдно за моих бездарных и ничтожных холопов!

Князь резко повернулся, широким шагом направился к двери и позвал слугу.

— Эта девушка — моя гостья, — сурово сказал он. — Проводи ее в лучшие покои и дай лучших служанок. Она должна чувствовать себя как дома и ни в чем не нуждаться.

Князь почтительно поклонился Настеньке.

— Еще раз прости Христа ради.

Настенька широко открытыми глазами недоверчиво посмотрела на князя и, сдержанно ответив на поклон, вышла.

Слуга шел впереди, указывая дорогу.

В роскошно убранной комнате Настенька первым делом бросилась к распахнутому окну. На нем не было никаких решеток, но оно выходило на реку. В пятидесяти саженях внизу плескались волны Березины.

Огромная усталость перенесенного путешествия разом обрушилась на девушку. Она глубоко вздохнула и потеряла сознание.

Князь Семен, проводив гостью за порог, вернулся в бронный зал.

Кожух неподвижно лежал на полу.

— Вставай! — сказал князь.

Кожух не шевелился.

— Ян! — снова сказал Семен и склонился над телом своего дворянина.

Кожух спал, тихонько посапывая.

Князь Семен Вельский вел строгий и умеренный образ жизни. Он вставал в семь часов утра и до восьми занимался приведением в порядок своей внешности. Затем он час фехтовал, потом ездил верхом, и наконец садился завтракать, а после этого приступал к делам.

Приезд Кожуха заставил князя изменить свой обычный распорядок. Он решил до завтрака уладить все внутренние дела, чтобы уделить остальное время подробному разговору с Кожухом, которого велел разбудить в полдень.

Князь вызвал слугу:

— Пусть ко мне явятся Воронец, Мокей и Осташ. По очереди.

Через пять минут Пахом Воронец, сотник дружины, стоял перед князем.

— Пахом, — спросил Семен сурово, — сколько у тебя сейчас людей?

— Сто пятьдесят, князь.

— Сегодня вечером отправишься на Угру. Сколько нужно времени, чтобы добраться до Опакова?

— Три недели.

— Много.

— Князь, люди в полном вооружении, лошади быстро устают. Ты же не позволишь ехать большими дорогами по землям Можайского, чтобы не привлекать внимание?

— Конечно. Тем не менее я хочу, чтобы через две недели вы были у старого Сапеги, на его землях к юго-западу от Синего Лога.

Пахом склонил голову и сухо ответил:

— Постараемся.