Служители зла - страница 5

Он поднялся из-за стола. Подошел к Юшкасу и обнял его за плечи.

— Действуйте, Ивар. Знакомство с Шамайтисами облегчает вашу работу.

...Смерть мужа потрясла Марию Шамайтене. Но эта сухонькая, седая женщина не плакала, не билась в истерике, а закрылась в своей полутемной комнате и не выходила оттуда несколько суток. Только приезд Ивара Юшкаса нарушил ее затворничество.

Мария Шамайтене встретила Юшкаса приветливо. Вглядываясь близорукими глазами в этого невысокого человека с небольшим шрамом на худощавом, чисто выбритом липе, с орденскими планками возле карманчика темно-синего пиджака, она невольно старалась представить его себе таким, каким он был в пору своей юности, в дни веселых игр и забав с ее дорогим Юргисом. Что-то в нем напоминало ей сына: такие же светлые волосы, улыбка, та же стремительность движений... Что ж, спрашивай, милый Ивар, старая Мария ответит на любой вопрос, расскажет все, что знает.

Но Юшкас ни о чем не спрашивал. Медленно, неторопливо текла беседа. Воспоминания о далеких годах сменялись разговором о делах сегодняшних, о последних днях жизни и работы Альберта Шамайтиса. И только когда Юшкас повел речь о трагической смерти старого профессора, Мария преобразилась. Она подняла дрожащую руку и заговорила так, будто произносила заклинание:

— В смерти Альберта мы все видим волю всевышнего. Мой муж был грешен. И я скорблю, что он, не успев раскаяться, ушел из этого мира. Я молюсь за него и буду молиться до конца дней своих. — Широким, размашистым жестом Мария осенила себя крестом.

Юшкас не перебивал. Он смотрел на старую женщину, говорившую исступленно, самозабвенно. Он начинал понимать, что перед ним — религиозная фанатичка.

В этот день Ивар Юшкас недолго сидел у тети Марии — так по старой привычке он называл ее. Выйдя из дома, он несколько раз вдохнул полной грудью свежий воздух и провел рукою по лбу, словно отгонял неприятные видения.

На утро следователь был приглашен к сотруднику Комитета государственной безопасности. Он остался доволен большим и содержательным разговором с полковником Алексеем Николаевичем Беловым и в докладе прокурору охарактеризовал его коротко и ясно:

— Очень толковый и знающий человек!

Из беседы с полковником Юшкасу особенно запомнились слова:

— Товарищ Юшкас, давайте на минуту раздвинем служебные рамки, подумаем, порассуждаем — не является ли гибель Шамайтиса еще одним звеном в борьбе реакции против сил прогресса и демократии? Есть кое-кто среди нас, кто говорит о возможности идеологического сосуществования. Мне представляется, что гибель Шамайтиса — трагический и отрицательный ответ этим людям.

После беседы с Беловым Юшкас опросил людей, знавших профессора, бывавших в его доме, живших по соседству в городе и на даче, ознакомился с опубликованными трудами ученого, несколько раз долго и задушевно беседовал с Катре, приходящей домашней работницей семьи Шамайтис. Юшкас старался выяснить, как жил погибший, кто интересовался его жизнью, его работами... Словом, он делал все то, что должен в таких случаях делать следователь, если он пытлив и настойчив.

Да, теперь Ивар Юшкас был твердо уверен в правоте слов прокурора о неладах в доме Шамайтиса. Больше того, следователь начинал постепенно проникать в тайные причины разлада старого профессора с женой. Поэтому он даже не удивился, когда в одно из посещений квартиры вдовы Шамайтис, просматривая бумаги покойного, обнаружил в ящике письменного стола скомканную записку такого содержания: «Сегодня день святого Юргиса. Напоминаю тебе об этом. Прошу посетить костел или помолиться со мной и с отцом Августином. Выполни свой долг католика. Сделай это, если не ради себя и не ради меня, то хотя бы в память о покойном сыне. Ведь нашего мальчика тоже звали Юргисом. Мария».

Задумавшись, Юшкас долго сидел за письменным столом. «Юргис! Друг детства, фронтовой товарищ! Память о нашей дружбе тоже обязывает меня разгадать, кто и зачем убил твоего отца».

Короткая записка Марии мужу... Видимо, этот способ общения между супругами стал постоянным и почти единственным. Уже давно каждый из них жил своей обособленной жизнью; уже давно они перестали понимать друг друга. Старики жили в одной квартире, под одной крышей, изредка встречались за обеденным столом, но были чужими.