Служители зла - страница 9
— О Иезус-Мария! — тихо, как эхо, повторила она, тяжело вздыхая и в то же время прислушиваясь, не возвратилась ли с базара Катре.
«История католицизма в Литве», — читал Августин названия глав. — «Князья церкви, отцы тьмы», «Святой престол и его тайны», «Враги культуры и науки», «Лживые молитвы и черные дела»...
Лицо Августина покрылось красными пятнами. Он бегло прочитывал страницу за страницей, изредка мельком взглядывал в сторону Марии и снова углублялся в чтение.
Время идет, надо спешить. Подагрические узловатые пальцы ксендза переворачивают листы рукописи. Вот эта глава только начата, но пройдет немного времени, страниц станет больше, значительно больше. Скоро будет закончена и вся эта проклятая книга. О, Шамайтис заслуживает не только проклятия, но и кары господней, и пусть эта кара как можно скорее падет на голову богоотступника.
Августин задыхался, ему сделалось душно, его давила ненависть. Большие, костистые, крепко сжатые кулаки ксендза лежали поверх рукописи, и Мария, вытянув шею, с удивлением и страхом смотрела, как они вздрагивают и шевелятся.
А отец Августин читал начало пятнадцатой главы, читал и не мог оторваться. Буквы прыгали перед глазами.
«Все, что написано в этой книге, — так начиналась пятнадцатая глава, — правда. Она не только свидетельствует — она обвиняет!»
Августин перевернул несколько страниц и продолжал читать. «Святые» отцы католицизма цинично заявили: «Мы заключили бы договор с самим дьяволом, если бы это послужило интересам католической церкви...». Кому не известно, что католическая реакция была тесно связана с итальянским и германским фашизмом, благословляла все его черные дела, сотрудничала с гестапо. Во время последней кровопролитной войны, в которой гибли миллионы людей, она раздувала смрадное пламя этой бойни и оправдывала все преступления и зверства фашистских орд... Католическая реакция призывала католиков предавать свое отечество и помогать немцам. Пусть мой родной литовский народ знает, что осенью 1941 года, когда фашистские полчища уже топтали нашу советскую землю, тогдашний глава литовской католической церкви архиепископ Цвирескас получил директиву о том, что «обязанность всех духовных лиц — всеми силами помогать немецкой армии и немецким военным властям».
Ксендз судорожно проглотил слюну. Мария, услыхав стук входной двери, вздрогнула и встала.
— Отец Августин, — сказала она испуганным шепотом.
— Да-да, — понял ее ксендз.
Он быстро сложил бумаги, встал и вышел из комнаты. У него был, как обычно, суровый и бесстрастный вид. Мария поспешила за ним и тихо прикрыла дверь кабинета.
Через два дня отец Августин снова пришел навестить больную. Расспросил о здоровье, посоветовал уповать на бога, а потом, прикрыв глаза и закинув голову, долго беззвучно шевелил губами. Очевидно, молился за здоровье Марии.
Кончив молитву, отец Августин вытер лицо белоснежным шелковым платком и спросил, ушел ли из дома профессор.
— Да, ушел, — слабым голосом ответила Мария.
— Я хотел еще раз поговорить с тобой о нем. Твой муж — великий грешник. Его пером водит рука дьявола... Его книга — преступление перед церковью и богом...
Мария ждала этого разговора, и все же слова ксендза привели ее в ужас.
— Я понимаю, дочь моя, — продолжал Августин, — ты не можешь помешать ему писать, не можешь остановить его... Но ты должна подумать о том, чтобы уберечь свой дом от проклятия и кары божьей.
— О-о! — простонала старуха. — От проклятия?
— Да, Мария. И я, твой духовный наставник, тоже должен позаботиться об этом... Я обязан печься о тебе и обо всех верующих, которые пока еще посещают твой дом.
— Почему вы говорите — пока?
— Потому что, если в этих стенах богоотступник Альберт Шамайтис будет продолжать творить свое черное дело, верующие не смогут приходить сюда, чтобы не навлечь на себя гнев господен... И я не буду приходить... И ничем не смогу помочь тебе.
Мария ничего не ответила. Она прерывисто, с хрипом дышала и краешком простыни вытирала слезы.
— Я много молился, дочь моя! — Голос Августина звучал тихо и проникновенно. — Я много думал, как отвести от тебя и твоего дома беду... И хочу дать совет: пусть он уедет отсюда.