Служители зла - страница 11
Он смотрел на нее со страхом, желая и одновременно боясь встретиться с ней взглядом. Кирилл чувствовал, что может встретить в Душкиных глазах ту же странную мудрость, которая присутствовала в глазах его матери.
И — то же одиночество…
Мысли о матери напомнили Кириллу упрек — как почти неразличимый, еле слышимый голос совести.
Он оставлял ее совершенно одну. В мире, где каждый так остро теперь нуждается в защите, мать, с ее больными ногами, оставалась совершенно одинокой.
Только ее картины. Странные, загадочные, наполненные самыми невероятными образами, куда более похожими на фантомы. Такие светлые фантомы, от которых на душе становится легче, хотя ты прекрасно осознаешь, что это — только фантазия безумного художника, пытающегося заставить тебя поверить, что Бог есть и, значит, у тебя есть твое ЗАВТРА, разрушить которое не в силах никто.
Он прекрасно понимал, что мать, как и все они, с трудом пережила гибель Миши и точно так же она вскрикивает во сне, потому что всем им снится-то один и тот же сон — вечер, мальчик, улыбающийся им в дверях и говорящий: «Пошли, Аранта»… Мальчик дергает за поводок, и огромная сенбернарша с трудом поднимается, явно пытаясь изобразить гнев на добродушной морде. «Будьте осторожнее», — ни с того ни с сего говорит Кирилл и ловит удивленно-вопросительный взгляд Анны — что может случиться?
ЧТО МОЖЕТ…
Они уходят, такие привычно возвращающиеся. Кириллу хочется догнать их, но сила реальности останавливает его.
Потому что с ними ничего случиться не может.
— Я пойду с ними, можно, па?
Он хватает дочь за руку и говорит — нет, ты еще не сделала уроки! На самом деле ему наплевать на уроки, просто в тот момент он чувствует нечто страшное, обволакивающее их всех, всю семью, как жадное черное облако.
Смерть.
Чертову смерть, холодную улыбку которой, повисшую в воздухе, он старается отогнать.
Из чувства реальности, за которую надо держаться всеми силами. Чтобы не сойти с ума или скорее чтоб тебя не посчитали сумасшедшим.
Мальчик с собакой уходят, хлопает дверь, — все буднично, и в то же время этот стук захлопнувшейся двери отчетливо напоминает Кириллу выстрел в спину. Как будто кто-то стреляет им в спину — Мишке и Аранте. И открывается новая эпоха в жизни Кирилла — эпоха безуспешных попыток забыть прошлое. Забыть тот чертов вечер. И — ожидания, когда они вернутся, мальчик и собака… Тщетного, бессмысленного ожидания, и — знания того, что оно тщетно и бессмысленно. Потому что — они не вернутся. Никогда. Невермор.
Он виновато посмотрел на Душку. Вернул ей книгу.
— Прости, малыш…
Его рука против воли потянулась к ее голове — такой же взлохмаченно-кудрявой и рыжеволосой, как у всех детей Кирилла. У всех детей… И у матери.
— Что-то случилось, па?
— Ничего. Просто Павлик был чем-то напуган.
— Он последнее время всего боится. — Душка улыбнулась, явно пытаясь успокоить отца. — Может, нам не надо уезжать, па?
— Маме так будет лучше. Да и вам тоже.
— А тебе?
Она смотрела прямо в его глаза. Солгать ей не было никакой возможности.
— Мне? Мне будет лучше, если вам станет лучше, — честно ответил он.
— Я не уверена, что нам это нужно, — произнесла Душка, смотря вдаль своими мечтательными глазами. — Мне лично куда лучше здесь.
— Согласен, — кивнул Кирилл. — Тебе лучше здесь. Мне тоже. Возможно, здесь лучше и Павлику. Потому что нам так ПРИВЫЧНЕЕ. Мы вроде как просто знаем каждый уголок в этой квартире и спокойно можем существовать в этом пространстве, где даже удары нам будут казаться слабее… Но у нас есть тут одна проблема. Она остается, если мы решаем остаться здесь. Остается мама, а ей тут очень плохо.
Он поставил точку в их разговоре. Правда, уже на выходе обернулся и ласково сказал:
— Душка, я думаю, нам всем там будет совсем неплохо. Ладно, маленькая, собирайся. Нас уже заждалась бабушка…
Машина летела вперед по начинавшему чернеть городу. Превращение света из голубого в черный всегда казалось Кириллу чудом — как все, сотворенное природой. Он по-прежнему не рисковал называть Природу Богом, несмотря на постоянные насмешки матери: «Кирилл, когда ты начнешь называть вещи СВОИМИ именами?»