Смехачи Мейерхольда - страница 23

Поднять руку… Я не могу поднять руку… Она слишком тяжела… Невозможно… Позвать на помощь?.. У меня больше нет голоса…

Мне больно? Я не чувствую страданий… мне больше нечем страдать…

Как странно! Как должно быть тяжело и утомительно для Гайгера избивать человека, который не может упасть…

По окончании боя Батлинг остался стоять в том углу, где застал его гонг, возвещавший конец пятнадцатого раунда. Он был без сознания, был нокаутирован стоя. От нечеловеческого напряжения и полученных ударов Батлинг потерял рассудок»^>{33}. В общем, горе от ума.

В гаринском архиве сохранились лишь обрывки этого сценария, обильно перечёркнутого поправками и сокращениями артиста. Там же сделаны разработки постановщика. Например, монолог Батлинга перемежается счётом секундантов:

«— Ты же не собираешься ждать до конца раунда. (Взрыв аплодисментов.) Раз. (Готово.) Два. (Гайгер лежит на полу.) Три. (Какой удар, господа, вы видели.) Четыре. (Вы хотите подняться?) Пять. (Гайгер подымается.) Шесть. (Пожалуй, на этот раз.) Семь. (Вы выскочите из переделки.) Восемь. (Но ведь он сильно хватился черепом о помост.)».

По мнению специалистов, Гарину удалось создать в эфире удачное многозвучие, по сути, он открыл новое направление в радиотеатре. Постановщик придумал много оригинальных приёмов. В частности, здесь впервые был использован ревербератор. Это такое электромеханическое устройство, добавляющее звуковому сигналу эффект эха. Таким образом можно создавать эффект толпы. В «15 раундах» с помощью ревербератора имитировался шум огромного зрительного зала, переполненного истошно орущими болельщиками.

В общем и целом Эраст Павлович был доволен своими экзерсисами на радио. Ему доставляло удовольствие манипулировать звуком, придавать ему нужное направление, менять его характер. Он чувствовал, радиоспектакли — это перспективное направление искусства, когда-нибудь оно тесно сольётся с изобразительным. Ведь кино уже стало звуковым. В немом сниматься Гарина несколько раз приглашали, да он отказывался — без звука всё было как-то пресно. Но вдруг когда-нибудь и он будет сниматься. Чем чёрт не шутит!

В каждой семье имеются свои укоренившиеся привычки. Если они у многих совпадают, тогда можно говорить про обычаи, характерные для определённого социума. Скажем, обычай обмениваться праздничными поздравительными открытками. Век назад он был в ходу. Или письма. К радости филателистов разных поколений, почтовые послания захлёстывали страну.

Гарин охотно писал родным и друзьям, благо, многие его послания сохранились. Было бы преувеличением сказать, что грамотой он владел в совершенстве. Корректором бы работать не смог. Поэтому знаки препинания расставлены публикатором. Тем более что в посланиях Гарина интересны не запятые, а та непосредственность, искренность, с которыми Эраст Павлович обращался к своим адресатам.

Интенсивная переписка велась с сестрой Татьяной. Сохранилась масса детских писем. У Гарина тогда почерк был совершенно другой, нежели в зрелом возрасте — мелкий, неразборчивый, будучи гимназистом, сочинял примитивные послания. С годами — серьёзнее. И уж совсем взрослые — после революции.

«14.11.1917 [из Рязани в Москву]

Дорогая Таня!

Ты дура, потому что не хочешь приехать в Рязань. А в Рязани открылась школа драм. Искусств. В Песочне дом разгромили начисто, осталось только пианино да несколько мягких кресел. Папа переводится в Рязань. Все твои книги пропали. Пропал и мой велосипед»^>{34}.

Таня тогда была с матерью в Москве, лечилась. Гимназист пишет о спектаклях, которые видел в городском театре или клубах, о фильмах (в Рязани три кинотеатра), концертах, интересуется, куда сестра ходила в Москве. Сообщает о книжных новинках. Послал ей вырезку из «внепартийной» газеты «Рязанская жизнь» от 25 декабря 1917 года с рождественским репертуаром. Сообщает, какие пять спектаклей запланировал посмотреть (на самом деле посмотрел больше). Но и бытовых проблем не чурается:

«31.12.1917

…Таня, говорят, у вас в Москве выпивкой торгуют. Когда поедешь, привези мне бутылочку портвейнца»