Смерч войны - страница 34

стр.

— Наше положение катастрофическое, — сказал ему штабной офицер.

— Извините, — ответил Александер. — Я не понимаю длинных слов[116].

4 июня, в день, когда завершилась операция «Динамо», Уинстон Черчилль заявил в палате общин, обращаясь ко всей нации: «Мы не должны приписывать этому избавлению от беды атрибуты победы. В войнах не побеждают эвакуациями». Он назвал изгнание с континента «колоссальной военной неудачей», но в своей речи произнес, пожалуй, самые зажигательные слова за всю войну:

«Мы не поникнем и не уступим. Мы будем идти до конца. Мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться в морях и океанах, мы будем сражаться с нарастающей уверенностью и силой в воздухе, мы будем защищать наш остров любой ценой. Мы будем сражаться на берегах, мы будем сражаться на аэродромах, в полях и на улицах. Мы никогда не сдадимся».

Все слова, которые Черчилль использовал в этих коротких и хлестких фразах, вышли из древнеанглийского языка, кроме двух. «Уверенность» (confidence) — латинского происхождения, «сдаваться» (surrender) — французского. В ноябре 1942 года министр-консерватор Уолтер Эллиот рассказал генерал-майору Джону Кеннеди: когда Черчилль сел, закончив выступление, он прошептал премьер-министру: «Не знаю, как мы будем их бить, если только бутылками по голове, естественно, пустыми»[117].

Публичный призыв к продолжению борьбы свидетельствовал о победе Черчилля в военном кабинете, который пять дней — с 24 по 28 мая — обсуждал возможность мирных переговоров с Гитлером при посредничестве Муссолини[118]. Сторонник договоренностей с Германией, министр иностранных дел лорд Галифакс, конечно, не согласился бы на то, чтобы пожертвовать флотом и национальным суверенитетом. Однако Черчилль при поддержке других трех членов кабинета — Невилла Чемберлена и лейбористов Клемента Эттли и Артура Гендерсона — отвергал любые переговоры с нацистами по крайней мере до тех пор, пока не станет ясно, сколько войск удастся вывезти из Дюнкерка. Черчилль был прав. Любое соглашение с Германией могло бы сказаться на моральном духе британцев, легитимизировать завоевания Гитлера, оттолкнуть американцев и позволить позднее немцам бросить против СССР всю свою военную мощь, а не ее часть, хотя и немалую. Первоначальные условия могли быть благоприятными, но впоследствии разобщенной Британии пришлось бы поддерживать непомерный уровень расходов на оборону в продолжение многих десятилетий или пока Германия не достигнет победы на востоке и не набросится на британскую буржуазную демократию. «Вера в возможность скоротечной успешной войны, — писал ирландский литератор Роберт Уилсон Линд, — одно из самых древних и опасных заблуждений».

Тем временем министерство информации совместно с военным министерством и министерством внутренней безопасности выпустило листовку под заголовком: «Если придет агрессор: что делать и как это делать». Вначале в ней твердо заявлялось: «Если немцы нападут, то их выдворят наш флот, наша армия и наша авиация». И далее говорилось: поскольку население Польши, Голландии и Бельгии было застигнуто врасплох, необходимо знать, как поступать в подобных ситуациях (конечно, имелись в виду и французы, но поскольку Франция пока еще воевала, то ее решили не упоминать). Первая рекомендация заключалась в следующем: «Если немцы придут — на парашютах, самолетах или кораблях, — вы должны оставаться там, где находитесь». Приказ: «Сохранять спокойствие». Высшее командование не хотело, чтобы дороги были забиты беженцами, как это случилось на континенте. «Не доверяйте слухам и не распространяйте их» — таков был второй совет, хотя распознавать слухи надо было самостоятельно: «Руководствуйтесь здравым смыслом». К здравому смыслу призывали и другие инструкции, например: «Ничего не давайте немцу, кем бы он ни был».

4 июня генерал Понтер фон Клюге вошел в Дюнкерк, затянутый едким дымом от горящих судов и нефтяных хранилищ. На следующий же день немцы начали операцию «Рот» («Красный»): группа армий «А» развернулась на юг, чтобы прорвать линию обороны Вейгана, которую обеспечивали вдоль рек Соммы и Эны сорок девять французских дивизий. Хотя французы пока еще обладали достаточными силами, их положение было безнадежным. Британцы ушли, оставив на континенте только одну пехотную дивизию и две бронетанковые бригады. Бельгия капитулировала. Франция потеряла двадцать две из семидесяти одной пехотных дивизий, шесть из семи механизированных дивизий, две из пяти крепостных дивизий и восемь из двадцати танковых батальонов