Смерч войны - страница 42
Немало французов предавали страну, исходя из элементарных финансовых интересов. В 1999 году французские власти рассекретили документы, содержавшиеся в шестистах коробках, захваченных у абвера. Выяснилось, что тысячи французов охотно шпионили не только за иностранцами, но и за соотечественниками за сравнительно небольшую сумму денег (хотя некоторые могли заработать и до 10 000 франков в месяц)[150]. Среди них были самые разные люди: парикмахер, актер, управляющий борделем, пилот «Эр Франс», заклинатель, женщина, позволявшая абверу за небольшую ежемесячную плату пользоваться ее почтовым ящиком. Гестапо получило десятки тысяч анонимных доносов от людей, желавших либо свести счеты с кем-нибудь, либо надеявшихся выкрутиться из финансовых долгов, либо просто хотевших кому-то насолить. Обвинения обычно касались связей с движением Сопротивления, зачастую бездоказательные или сомнительные. Эта деятельность доносчиков получила название «франко-французской войны», какой не было ни в одной другой стране за исключением, может быть, политически расколотой Югославии. «В то время как другие народы объединялись, чтобы сражаться с Гитлером, — писал историк правительства «Виши», имея в виду голландцев, поляков и норвежцев, — французы воевали друг против друга»[151].
Англофобия в правительстве «Виши» приняла такие масштабы, каких не бывало со времен Наполеоновских войн. Авиация «Виши» бомбила Гибралтар в июле и сентябре 1940 года, а морской министр адмирал Жан Франсуа Дарлан откровенно говорил о своем желании объявить войну Британии. Можно насчитать не менее четырнадцати военных столкновений между французами и британцами, в том числе в таких отдаленных местах, как Дакар, Мадагаскар, Сирия и Оран. Наверное, есть оправдание этой ненависти: во Второй мировой войне погибло почти столько же французских граждан, сколько и солдат — 150 000 человек, две трети из них стали жертвами военных действий союзников. Во время воздушных налетов на Нормандию, готовивших вторжение в 1944 году, были убиты десятки тысяч мирных жителей.
«Мало сахара в кофе или мало кофе в чашке — вот это они сразу заметят», — говорил о своих компатриотах Андре Жид. Верно, проблема еды и угроза голода сыграли немаловажную роль в «черные годы» оккупации.
В 1940—1944 годах Германия реквизировала половину продовольствия, произведенного во Франции, а в некоторых районах даже больше, особенно мясных продуктов и вина. Конфисковалось 80 процентов мяса, поступавшего в Париж. Случалось, что с трех часов ночи выстраивалась двухтысячная очередь за тремястами порциями кролика. Банды, переодетые в форму гестапо, изымали у соотечественников продукты питания и топливо, а дочь судьи вышла замуж за крестьянина, соблазнившись его отбивными котлетами и риллеттами (мелко рубленная и жаренная в сале свинина)[152].
Полтора миллиона французских мужчин-военнопленных работали за рубежом (в основном в Германии), и вряд ли стоит удивляться тому, что солдаты вермахта с легкостью очаровывали впечатлительных официанток и продавщиц и в 1940—1944 годах во Франции вовсю процветало collaboration horizontale (горизонтальное сотрудничество), в результате которого родилось 200 000 детей. (Надо полагать, что эта цифра отражает лишь малую толику коллаборационистского секса, обходившегося без видимых последствий.) После освобождения во время гонений против коллаборационистов, известных как l'epuration (чистка), началось и преследование женщин, переспавших с немцами. Их подвергали публичному унижению: брили наголо, забрасывали грязью, а иногда и линчевали толпы самодовольных фарисеев, которые в течение четырех лет сами «ложились» под немцев.
В Бельгии «влиятельные представители политических кругов и общества, политические лидеры, крупные промышленники, юристы, административная элита и даже профсоюзные бюрократы остерегались и коллаборационистов, и борцов Сопротивления»[153]. Лишь мизерная часть бельгийцев, возглавляемая Леоном Дегрелем, лидером партии рексистов, служила нацистам. Но не было и активной борьбы. Возможно, этому не способствовала в основном равнинная местность, которая не могла укрыть «резистантов» подобно тому, как леса и холмы юго-восточной Франции помогали «маки». Конечно, в Бельгии действовала небольшая группа борцов Сопротивления, но в целом «жизнь бельгийцев была менее определенной и менее героической»