СМЕРШ - страница 19
Капитан Шварц весьма похож на мясника: грузная фигура, толстое лицо, усталые глаза, грубый бас.
В руках Шварца — резиновая нагайка.
Дежурный открыл дверь и впихнул человекоподобное существо. Это был «словак» — лет 16-ти, грязный, худой, с безжизненными глазами, в лохмотьях и дырявых сапогах. От него несло неприятной смесью пота и грязи. Словак, заметив грозный вид капитана, начал дрожать.
— Садись.
Словак, дрожа всем телом, сел на стул и опустил голову.
Нет таких писателей в мире, которые, хотя с приблизительной точностью, могли передать словами то, что я видел во время этого допроса.
Капитан бил этого несчастного юношу с таким остервенением, словно хотел убить его.
Словак побледнел, посинел и свернулся в комок, поминутно вздрагивая всем телом.
Вдруг он бросился на колени перед капитаном и со слезами на глазах начал просить пощады.
Я многое видел в жизни, побывав в шести гестаповских тюрьмах, но такого унижения человека перед человеком, как это было в комнате у капитана Шварца, ни разу не довелось мне видеть: словак целовал сапоги у капитана, умолял, плакал.
Но на лице капитана не было ни тени сострадания.
— Встань, мать твою так… и отвечай мне на вопросы, — ревел Шварц. — Я тебя, сукина сына, проучу, ты у меня…
Словак все еще не вставал. Он не терял надежды умилостивить капитана. Новые удары нагайкой и сапогами — и словак очнулся. Он с трудом поднялся и сел на стул.
«Сумасшедший», — подумал я. Безумные глаза словака блуждали по комнате, но он ничего не видел.
— Пить… — простонал он и свалился со стула, потеряв сознание.
Шварц позвал дежурного и приказал убрать словака.
— Черт с ним! Все, что знал, уже сказал. Завтра расстреляем.
При последнем слове капитан Шварц вяло зевнул.
Я поспешил уйти. Мольбы словака глубоко потрясли меня.
Хорошо, что я не в следственном отделе.
Господи, помоги мне перенести все ужасы человеческого мракобесия! Дай мне силы устоять в этом омуте смерти не запятнанным кровью!
Управление контрразведки СМЕРШ делится на пять отделов.
Первый отдел непосредственно прикреплен к фронту. Главная задача его — зорко следить за политическим состоянием Красной армии. Нет такой роты, в которой не было бы смершевцев или их агентов. Первый отдел, как огромный паук, окутал весь Четвертый Украинский фронт сетью агентов, доносов и недоверия.
Грабить и убивать гражданское население красноармейцам разрешается. Истеричный Эренбург открыто натравливает на него Красную армию. До тошноты противно читать его статьи, где ничего, кроме «убей» и «убей», — не увидишь.
Но попробуй кто-нибудь из бойцов или офицеров Красной армии сказать хотя слово против советского правительства, компартии или коммунизма, — в тот же день смершевцы его уберут, как «заразного больного».
Второй отдел Управления называется оперативным. Начальник — подполковник Шабалин, заместитель — подполковник Душник.
Лишь только Красная армия займет какой-нибудь город или местечко, смершевцы налетают туда оперативными группами.
Они арестовывают всех организованных противников советской системы. Под этим понятием разумеются все видные члены всех отрицающих коммунизм партий. Здесь и венгерская «Нилош Парт», и словацкая Глинкова Гарда, и немецкая национал-социалистская партия, и польская «Армия Крайова».
Арестовывают смершевцы и актив всех демократических партий.
Не доверяют они и заграничным коммунистическим партиям.
Непримиримые враги смершевцев — русские эмигранты. С ними у смершевцев старые счеты.
Я хорошо знаю настроения русской эмиграции. Большинство эмигрантов относилось в последнее время благосклонно к Советскому Союзу. «Сталин спас Россию», — говорили эти слабые духом.
Они не знают, что их ожидает. Десятки тысяч смершевцев, как коршуны, налетят на эту смирившуюся эмиграцию и разгромят ее до основания.
Верные хранители советской системы — смершевцы — не знают ни милости, ни пощады. Можно тысячу раз раскаяться самым искренним образом — смерть неизбежна. Это принцип смершевцев. Они не в состоянии поверить человеку.
Каждый, на ком лежит тень подозрения, кто уже раз провинился перед Советским Союзом, — должен умереть.