Смерть Ахиллеса - страница 22

стр.

– И вот еще касательно цен на газ. Я, Владимир Андреич, докладную записочку составил. Хорошо бы в целях удешевления уличного освещения тариф понизить. До трех рублей за тысячу кубических футов. И так много берут-с.

– Ладно, давай свои бумажки, в карете прочту и подпишу. – Долгорукой встал. – Пора ехать, пора. Негоже заставлять высокую особу дожидаться. Идемте, Эраст Петрович, дорогой потолкуем.

В коридоре Фандорин почтительнейше осведомился:

– А что, ваше сиятельство, разве государь не пожалует? Все-таки не кто-нибудь умер, сам Соболев.

Долгорукой искоса посмотрел на коллежского асессора и значительно произнес:

– Не счел возможным. Брата послал, Кирилла Александровича. А почему – не нашего ума дело.

Фандорин только молча поклонился.

«Потолковать» дорогой не довелось. Когда уже сели в карету – губернатор на мягкие подушки, Эраст Петрович напротив, на обтянутую кожей скамейку, дверца вдруг снова распахнулась, и, кряхтя, влез князев камердинер Фрол Ведищев. Бесцеремонно уселся рядом с князем и крикнул кучеру:

– Трогай, Мишка, трогай!

Затем, не обращая на Эраста Петровича ни малейшего внимания, развернулся к Долгорукому.

– Владимир Андреич, я с вами, – объявил он тоном, не допускавшим возражений.

– Фролушка, – кротко молвил князь. – Лекарство я выпил, а сейчас не мешай, у меня важный разговор с господином Фандориным.

– Ничего, подождет разговор ваш, – сердито махнул деспот. – Что вам за бумажки Петька подсунул?

– Да вот, Фрол. – Владимир Андреевич раскрыл папку. – Заказ художнику Гегечкори на завершение росписи Храма. Уж и смета составлена, видишь? А это – подряд купцу Зыкову. Будем под Москвой железную дорогу рыть, чтоб быстрей доехать всюду было. И еще – о снижении цен на газ.

Ведищев заглянул в бумаги и решительно объявил:

– Нечего Храм Гегечкори этому отдавать, он прохвост известный. Лучше бы кому из наших, московских, отдали. Им тоже жить надо. Оно и дешевле будет, и красотой не хуже. Где деньги-то возьмем? Нет ведь денег. А Гегечкори Петьке вашему дачу в Алабине разрисовать обещал, вон Петька и старается.

– Так ты думаешь, не стоит заказ Гегечкори давать? – задумчиво спросил Долгорукой и убрал бумагу вниз.

– Нечего и думать, – отрезал Фрол. – Да и метрополитен этот – дурь одна. На кой дыру в земле копать и паровоз туда запущать? Только казенные деньги на ветер выкидывать. Ишь чего удумали!

– Ну, тут ты не прав, – возразил князь. – Метро – дело хорошее. Вон у нас движение какое – еле ползем.

И правда: губернаторская карета застряла у поворота на Неглинную, и сколько ни бились конвойные жандармы, никак не могли расчистить дорогу, по случаю субботы сплошь забитую телегами и повозками охотнорядских торговцев.

Ведищев покачал головой, словно князь и сам должен был понять, что зря упрямится.

– Да ведь гласные в Думе скажут, совсем Долгорукой из ума выжил. И питерские вороги тож не преминут. Не подписывайте, Владимир Андреич.

Губернатор сокрушенно вздохнул, отложил и вторую бумагу.

– Ас газом что же?

Ведищев взял докладную записку, отодвинув подальше, зашевелил губами.

– Это ладно, можно. Городу выгода, и москвичам облегчение.

– Вот и я так думаю, – просветлел князь, раскрыл прикрепленный на дверце пюпитр с письменным прибором и поставил размашистую подпись.

Потрясенный этой невероятной сценой Эраст Петрович изо всех сил делал вид, что ничего особенного не происходит, и с повышенным интересом смотрел в окошко. Тут как раз подъехали к дому княгини Белосельской-Белозерской, где остановились герцог Лихтенбургский и его супруга, урожденная Зинаида Дмитриевна Соболева, получившая в морганатическом браке титул графини Мирабо.

Эраст Петрович знал, что Евгений Лихтенбургский, генерал-майор русской гвардии и шеф потсдамских лейб-кирасиров, приходился родным внуком императору Николаю Павловичу. Однако знаменитого василискова взгляда герцог от грозного деда не унаследовал – глаза его высочества были цвета голубого саксонского фарфора и смотрели через пенсне мягко, учтиво. Зато графиня оказалась очень похожа на своего великого брата. Вроде бы и стать не та, и осанка отнюдь не воинственная, и овал лица нежен, а синие глаза точь-в-точь такие же, и порода та самая, безошибочно Соболевская. Аудиенция с самого начала пошла вкривь и вкось.