Смерть Анакреона - страница 3

И в центре происходящего находился Вильгельм Лино, а его соседкой по столу была Лалла.

Фру Дебриц была дамой лет тридцати пяти, с роскошными формами, возможно, слегка полноватой для своих лет, но зато с ослепительно белой кожей. К сожалению, у нее был один недостаток — она косила на оба глаза. Выручило искусство эскулапов, они научили ее смотреть на людей прямо, во всяком случае, некоторое время. Такая дама, конечно, не могла отдать камергера вдовствующей Лалле, не обронив, как бы невзначай, несколько колких замечаний — уста, произнесшие их, были неприятны.

Когда муж сказал ей о своем решении, она запротестовала, но Дебриц настоял на своем, несколько слов, всего несколько слов… Они поворчали, на том дело закончилось. Фру Дебриц указала Вильгельму Лино на его даму и сказала: «Знаете ли, камергер, собственно говоря, я должна быть вашей дамой, но мой супруг категорически воспротивился, он определил для вас фру Кобру. Потом, разве я могу равняться с такой соблазнительницей мужских сердец!»

И тут ее взгляд скосился. В комнате стало тихо, все смотрели в сторону Лино и фру Дебриц. Настоящая немая сцена. Вильгельм Лино вздрогнул, когда услышал это — «соблазнительница мужских сердец». Перед ним стояла молодая Лалла Кобру, молодая женщина, как казалось ему. Один художник, увидев ее однажды и узнав, что у нее двое детей, воскликнул: «Теперь я верю в непорочное зачатие!» Ее лицо ничем особенным не отличалось, но оно было достаточно привлекательным — нечто необычное было в глазах, в очертаниях носа. Волосы — темные, с коричневато-каштановым оттенком, но многие помнили ее блондинкой; форма головы; внешность неброская, одна сплошная невинность! Она не протестовала против этого выражения — «соблазнительница мужских сердец». Только слегка смутилась и покраснела. Но фру Дебриц сказала: «Камергер, как не стыдно, ни единого любезного слова на прощанье. Ну скажите же, ради Бога, что вам будет недоставать меня».

— Не смею, фру!

Вильгельм Лино поклонился Лалле Кобру. Слова он произнес насмешливым тоном, но в его поклоне заключалось старомодное рыцарское преклонение пожилого мужчины перед молодостью и красотой. Дебриц спас ситуацию, отпустил несколько острот, и все пошли к столу.

Лалла Кобру сидела молча и не участвовала в общем застольном веселье. По правую руку от нее находилась фру Дебриц, по левую, замыкающим, Вильгельм Лино. Она была меланхолически настроена. Просто сидела, безучастная ко всему на свете. Ушла в себя. Уставшая, внутренне опустошенная, у нее был плохой период в жизни, накопилось всего понемногу — мешанина странностей. Печальная, горделиво-печальная сидела она и наблюдала.

Вильгельм Лино давно не был в таком обществе. В повседневной жизни он относился не особенно дружелюбно к людям, но здесь он столкнулся с небывалым праздничным радушием… Поразительно, неожиданно для него, и он принял это радушие без оглядки. Скрытая потребность в общении с людьми, потребность веселья, чего-то нового и небывалого захватила его, и, когда подали десерт, он встал и поблагодарил за великолепный ужин. Он так расчувствовался, что не смог закончить свою речь и стал заикаться. Но ему помогли. Несколько господ встали и высказали то, что он думал, правда на иной манер, в грубоватой форме, однако он только улыбался и говорил: «Да, да!»

И женские голоса тотчас не заставили себя ждать: «Ах, какой он милый!» И даже поглаживание по голове он снес терпеливо. Он растрогался, размягчился, как воск.

Лалла Кобру слушала его внимательно, уловила скрытую горечь в его неуклюжей речи, и она удивилась. Она почувствовала ум. Равно как и другие, она знала курсирующие о нем слухи, «молву» о нем. Но не все ли равно, он был нечто!

Мужчины были красочно-нарядно декорированы. Давно уже вышло из моды надевать ордена и прочие знаки отличия на частные обеды и вечера, однако фру Дебриц настояла — ордена годятся для праздников! И она была права. Ордена прекрасно гармонировали с благородной сединой на висках, они как бы дополнительно подчеркивали достоинство тех, кто обладал ими. Но было нечто скучное в этих украшениях, они собственно не выделяли, а уравнивали всех. Орденоносцы выглядели братьями-близнецами. Орден на фраке имел еще одно примечательное свойство — он непроизвольно притягивал к себе взоры. Разве позволительно смотреть в глаза человеку с таким украшением? Может быть, как раз поэтому дельцы стремятся заполучить знаки отличия?..